12 мая в 9.00 Поэт стучит в калитку военкомата и калитка открывается сразу, как будто Поэта уже ждали. За воротами стоит Лёша, Тимур сидит на лавочке в тени, вытянув ноги и положив РПК на колени.
- Заходите, – говорит Лёша, впускает Поэта и перед тем, как закрыть калитку, внимательно осматривает улицу.
Вчера у Поэта толком не получилось осмотреть двор, сейчас, когда Лёша запирает замок, он быстро осматривается.
Слева от него – будка КПП. Чуть впереди – собственно, здание военкомата. Второй этаж выглядит устрашающе – почти все окна выбиты, на подоконниках лежат белые мешки с песком. На других этажах тоже много выбитых стёкол, но на втором целых практически нет.
Прямо напротив ворот, немного дальше здания, видна столовая. На кафеле вокруг окна несколько сколов, в оконном стекле – пулевое отверстие, окружённое разбегающимися трещинами.
Двор уже начали убирать, но ещё видны осколки стекла, мелкие куски кирпича, мелкие ветки.
- Идёмте! – Лёша показывает Поэту рукой направление, и они проходят здание и идут через плац.
На плацу группа людей самых разных возрастов метает учебные гранаты, под навесом стоит стол, на котором высокий плотный мужчина показывает сборку-разборку автомата. Поэт и Лёша переходят плац и поднимаются по ступеням в двухэтажное здание, где располагается штаб батальона.
***
Поэта в батальоне приняли, мягко говоря, прохладно. Через неделю после возникновения «Зари» приезжает человек из Днепропетровска, тем более лицо у него специфическое – людей из «Зари» понять можно. Честно говоря, Поэт был удивлён, что его вообще взяли.
Может быть, были нужны люди хотя бы с задатками боевых навыков. Но Поэт потом думал, что в батальоне действовали по принципу «Держи врага ближе к себе». Поэтому и брали людей, вызывающих подозрения – из Днепропетровска, Харькова, Одессы, даже с Западной Украины.
Лёша завёл Поэта в комнату, где несколько человек сидят за столами, перебирают бумаги, что-то набирают на компьютерах.
- Новенький! – улыбается Лёша. – Из Днепропетровска.
И выходит из комнаты.
- Из Днепропетровска… – от монитора отрывается высокий плотный мужчина с цепкими холодными глазами (Вася-Психолог). – Из Днепропетровска…
- Да… – отвечает Поэт.
- А почему же к нам приехали, а не в Нацгвардию?
- Почему в Нацгвардию? – сразу даже не понимает вопрос Поэт. – У меня такая жизненная позиция…
Под холодным неприязненным взглядом Поэту неуютно, он и сам чувствует свою косноязычность.
Почему Вася-Психолог спрашивает именно про Нацгвардию, Поэт узнал много позже.
***
В первые дни существования батальона пришёл записываться довольно нетрезвый местный житель. Дисциплина в «Заре» сразу была заведена железная – три построения в день, курить – только в отведённых местах, о малейшей пьянке не могло быть даже мысли. Но записываться приходили многие, хлебнувшие вольницы апреля 2014-го.
Они часто были нетрезвыми, и поэтому на первой беседе им, в общем, прощалось это состояние. Хотя зачастую предлагали прийти на следующий день – трезвым, бритым и чистым.
Штаб сидит пока ещё всего в нескольких комнатах, друг у друга на головах, работы – вздохнуть некогда, существование батальона огранизовывается с нуля. Тут открывается дверь, и вваливается пьяный, но решительный доброволец.
- Хочу записаться!
- Приходите завтра, трезвый и бритый, – привычно отвечает Вася-Психолог.
- Хочу записаться сегодня! – решительно чеканит доброволец. – Ждать не могу!
Видно, что спорить с человеком – бессмысленно. Черноволосая серьёзная женщина, которую Поэт сразу же встрече прозвал «Колдунья» (позывной, кстати, прижился) – протягивает лист А4 и ручку.
- Пишите заявление. Образец – на столе.
Осталось тайной, что именно пил этот доброволец и в каком количестве, как он смотрел на образец и что вообще происходило в его голове. Доброволец решительно садится за стол и твёрдым почерком пишет: «Прошу принять меня на службу в Национальную гвардию Украины». Ставит число, подпись и отдаёт заявление Васе-Психологу.
Вася-Психолог в ярости поднимает глаза на шутника и видит, что шутник на самом деле не шутит – он сделал важный шаг в своей жизни, заполнил заявление и теперь счастливо ждёт, когда его отправят сражаться за его идеалы.
Вася-Психолог пожимает плечами и передаёт заявление начальнику особого отдела Дворянскому. Дворянский – высокий худой мужчина с холёной внешностью и точёными осознанными движениями. Поэт редко видел, чтобы позывной настолько метко отражал сущность человека.
Просмотрев заявление и бросив один короткий взгляд на добровольца, Дворянский понимает всё. Он поднимается со стула и делает приглашающий жест рукой.
- Прошу вас, – Дворянский открывает дверь и одновременно вручает заявление добровольцу. – Видите во-он ту дверь?
- Вижу! – счастливо отвечает доброволец-нацгвардеец.
- Отнесите ваше заявление, пожалуйста, туда.
- Есть! – уже чувствуя себя военнослужащим, доброволец в несколько шагов пересекает коридор и, даже не постучавшись, распахивает дверь и исчезает в комнате, в которой находится особый отдел батальона.
Что с добровольцем было потом – никто толком не знает. Говорят, что вроде бы в комнате были слышны вопли, удары и крики: «Я ошибся, честное слово!» Установить, правда это или нет, уже вряд ли получится, тем более, что больше добровольца-нацгвардейца никто не видел.
***
- Пишите заявление. – Вася-Психолог кивает Колдунье, и она даёт Поэту лист и ручку.
- Паспорт есть? – спрашивает блондинка, сидящая за соседним столом.
Поэт молча вынимает паспорт, права и отдаёт их блондинке (потом с подачи Поэта блондинку называют «Красота» – барышня действительно красоты редкой, кукольной).
Пока Красота делает ксерокопии паспорта, Поэт заполняет заявление и отдаёт Колдунье.
- Сейчас пройдёте психологический тест, – говорит Колдунья, поднимаясь из-за стола и указывая Поэту на свой стул. – 165 вопросов, варианты ответов выберете мышкой. Врать не нужно – тест сразу же покажет, что недостоверные данные.
Поэт садится за компьютер и начинает проходить тест «На социальную адаптивность». Тест на украинском – похоже, остался в наследство от украинской армии. Иногда попадаются вопросы простые до забавного, вроде «По ночам испытываю желание пойти кого-нибудь убить», варианты ответов «Да/Нет». Но бывают и такие, что не особо поймёшь, о чём речь.
Один из таких вопросов Поэт просит Колдунью перевести на человеческий язык.
- Этот тест – переводной с западного, – нехотя говорит Колдунья. – Перевели криво, действительно некоторые вопросы тяжело понять.
- Был редактором газеты, – говорит Поэт. – Просто не могу понять построение фразы.
Вася-Психолог на минуту отрывается от рассматривания поэтова паспорта и тяжело смотрит на Поэта, но Поэт, этого, к своему счастью, не замечает, отвечая на очередной «Хочу убивать по ночам». Поэтому он не видит ни долгого взгляда Васи-Психолога, ни короткого, цепкого взгляда, который бросает на него Дворянский.
Уйдя в тест, Поэт не обращает внимание на то, как открывается дверь и в комнату заходит невысокий худенький парень. Парня зовут Евгений, он – сотрудник особого отдела, и естественно, он получает позывной «Женя-Особист». Позывной отражает не только должность, но и внутреннюю сущность – Поэт после узнал, что до войны Женя служил в милиции.
Женя напоминает и бандита, и мента одновременно, причём поровну. По первому правилу Глеба Жеглова Женя, разговаривая с людьми, улыбается, но Поэту поначалу при виде его улыбки хотелось отойти на расстояние чуть больше дальности пистолетного выстрела.
Пока Поэт щёлкает мышкой, Женя-Особист подходит к Васе-Психологу, коротко смотрит на Поэта, затем берёт у Васи-Психолога из рук паспорт Поэта. Перелистнув несколько страниц, он саркастически смотрит в документ (наверное, на страницу с пропиской), затем – на Васю-Психолога. Тот решительно кивает головой.
У Жени-Особиста на лице – похоже, неожиданно для всех – возникает гримаса весёлого сомнения. Он облокачивается на подоконник, складывает руки на груди и молча рассматривает Поэта, Васю-Психолога и Дворянского, пока Поэт заканчивает прохождение теста.
Поэт в крайний раз щёлкает мышкой и встаёт из-за компьютера.
- Подождите в коридоре минут 10, – говорит Колдунья.
Поэт поднимается из-за стола. Женя-Особист неожиданно кивает ему, Поэт выходит за дверь. Затем возвращается.
- Можно покурить где-нибудь?
- Да, слева от крыльца курилка, – Колдунья показывает в окно на лавочки, расставленные вокруг урны возле железного здания умывальника. – Будьте там, мы вас позовём.
Поэт выходит из комнаты, из здания штаба и усаживается на лавочку в курилке.
***
«Возмут или не возьмут? – крутится в голове у Поэта, пока он длинными затяжками выкуривает две сигареты подряд. – Хреново, если не возьмут. На Избушке мне тоже делать нечего, куда тогда идти?»
Тягучее ожидание напрягает, но внезапно Поэт расслабляется.
«И хрен с ним. Если не возьмут – в Донецк поеду. Благо, автовокзал через дорогу».
Додумать эту залихватскую мысль он не успевает – на крыльце появляется Колдунья.
- Зайдите, – хмуро говорит она.
Поэт выбрасывает в урну недокуренную сигарету и быстрыми шагами, почти бегом, заходит в штаб.
Вася-Психолог поднимает на Поэта глаза.
- В общем, я был прав в оценке тебя, – говорит он. – Посмотри результаты теста.
Он протягивает Поэту лист с бледной распечаткой.
Если бы Чикатило проходил этот тест – вряд ли результат у него был бы хуже, чем у Поэта. Слово «маньяк» в результатах не звучало, но намёки на это были в каждом абзаце.
Поэт с изумлением смотрит на окружающих.
- Ну?! – говорит Вася-Психолог.
- Тест этот иногда ошибается, – негромко говорит Колдунья.
- Иногда – не всегда! – отрезает Вася-Психолог.
Дворянский молчит, с интересом наблюдая за происходящим.
- Вы же сами говорите, что тесты ошибаются, – находит, что сказать Поэт. – Я далеко не ангел, но и здесь написан бред какой-то.
Вася-Психолог молчит.
- Это же тест для украинской армии! – вдруг осеняет Поэта. – Как ему можно верить?
Гениальный, как кажется Поэту, аргумент, не производит на находящихся в комнате никакого впечатления.
- Попробуйте! – смирившись с любым результатом, говорит Поэт. – Если не подойду, уйду, как только скажете.
Дворянский собирается что-то сказать, но не успевает – Женя-Особист, приняв решение, берёт со стола документы и отдаёт их Поэту.
- Пусть служит, – говорит Женя-Особист. – Под мою ответственность.
Поэт так и не узнал, чем он так глянулся в тот день Жене-Особисту. Может быть, ментовская рожа Поэта вызвала у Жени-Особиста чувство профессиональной солидарности. Но слово Жени оказалось решающим.
- Ну хотя бы у Музыканта во взводе? – сердито спрашивает Вася-Психолог.
- Конечно! – широко улыбаясь, примирительно отвечает Женя-Особист. – У Музыканта, у кого же ещё?
- Хрен с тобой, служи, – Вася-Психолог не смотрит на Поэта. – Но если что…
- Всё будет хорошо, – успокаивающе говорит Женя-Особист Васе-Психологу.
Затем показывает взглядом на дверь.
- Идём, – говорит он Поэту.
Поэт и Женя-Особист выходят на плац.
На плацу другая группа людей в джинсах, футболках или голые по пояс, метают учебные гранаты. Командует невысокий парень приблизительно поэтовых лет.
- Вот твой взвод, твоё отделение, кстати, – говорит Женя-Особист. – Это – командир взвода Музыкант. А вон тот – командир твоего отделения.
Женя показывает на парня (тоже ровесника Поэта). Парень полуголый, весёлый, замашками и речью напоминает русского разбойника из старых фильмов.
- Скляр, принимай новенького! – кричит Женя-Особист разбойнику, тот отходит от группы и подходит к Поэту.
- Из Днепропетровска, тест прошёл, – привычно продолжает Женя-Особист. – Прошу любить и жаловать.
Затем он поворачивается к Поэту и говорит по-прежнему улыбаясь, но уже серьёзным тоном.
- Батареи и сим-карты из телефонов вынуть, в ближайшие трое суток до особого разрешения не вставлять. Естественно, никаких фотографий. Из части не выходить, всё время быть в своём отделении. В туалет ходить лучше с кем-нибудь. Через трое суток поговорим.
- Давайте, я телефоны отдам на эти трое суток, – предлагает Поэт.
- Не нужно, – улыбается Женя-Особист, – у меня свои есть. Не подведи меня.
- Как зовут? – это уже спрашивает Скляр.
- Серёга, – отвечает Поэт, у которого ещё нет даже позывного.
- Идём, Серёга! – громко говорит Скляр. – С пацанами знакомиться. Пацаны у нас – во!
Скляр показывает большой палец.
- Идём, – кивает Поэт.
- Ну всё, удачи! – Женя-Особист разворачивается и идёт в штаб.
Поэт и Скляр подходят к группе, которая как раз закончила метать гранаты и теперь идёт на курилку – туда, где Поэт сидел полчаса назад.
***
Курят в основном молча, разглядывая новичка. Поэт курит и рассматривает своих новых товарищей. Позже он с ними познакомится, но уже сейчас заметно, что люди в отделении (и во взводе) словно специально подобраны так, чтобы они не конфликтовали друг с другом.
Возможно, дело в совместимости психотипов или в чём-то ещё – но практически со всеми (кто остался в живых) у Поэта сохранились хорошие отношения.
Командир взвода и командиры отделений – опять же, как специально – назначены по негласному правилу «Назначай командирами самых отмороженных – тогда будет порядок».
Что Музыкант, что Скляр не сильно выпадают из общей картины взвода, но на фоне в основном интеллигентных людей действительно могут показаться чуть более отмороженными.
Они во взводе воспринимались как свои, но в то же время сразу же получили среди товарищей чуть больший, чем окружающие, авторитет.
Большинство во взводе, как и в первом составе батальона «Заря» – это люди в возрасте 35-45 лет. Может быть, дело в советском воспитании – те, кто помнят Союз, видят, насколько деградировала школа и каких подчас мартышек она сейчас выпускает в жизнь с хорошим аттестатом.
И те, кто помнят Союз, видят, во что превратилась бывшая УССР и понимают, за что они собираются воевать.
***
Поэт рассматривает товарищей.
Мишаня-Тополь – высокий интеллигент с грустными глазами последнего романтика Донбасса, немногим старше Поэта. Умница, разбирается в любой технике – у Поэта подобные технари вызывают искреннее восхищение.
Сам Поэт любую технику, кроме транспорта и оружия, может только или поломать, или доломать окончательно.
Петрович – шустрый весёлый взводный старшина, лет на 10 старше Поэта. Поэт называет Петровича «Отец родной», особенно после того, как Петрович становится ротным старшиной. Называть так есть за что – Петрович при первой возможности нашёл Поэту одеяло.
С того дня Поэт, который первое время мёрз безбожно, под разбитым окном укрываясь одеждой, начал хотя бы высыпаться по ночам.
Архимед – единственный в отделении, кто младше Поэта. Смуглый хмурый тип с резкими движениями и почему-то в футболке «ЛДПР». Позже они с Поэтом пересекутся по службе совершенно неожиданно.
Леха – весёлый белобрысый парень, классический донбасский типаж. Такой с улыбкой спускается в шахту и с этой же улыбкой берёт автомат и стреляет тех, кто мешает жить.
Андрюха – высокий, худой, бородатый, с грустной миной на лице, похож то ли на русского художника девятнадцатого века, то ли на монаха или святого с картины этого самого художника. Через пару месяцев Поэт вдруг выяснит, что Андрюха – давний друг Юры, направившего Поэта в «Зарю».
В Днепропетровске говорят: «Днепропетровск – город большой, но очень тесный». Оказывается, это правило работает и в Луганске.
Саня – плотный хитрый усатый мужик, настоящий хохол (хотя и в Донбасском ополчении). Такие, как Саня, вечно жалуются на жизнь, ходят неясно в чём, ездят на «Жигулях», но в гараже обязательно держат джип и микроавтобус, имеют здоровенное хозяйство, немалый депозит в банке и в подвалах ещё кое-что (много кое-чего!)
Такие куркули снятся всем мародёрам мира в самых сладких снах – пока они не взяли в руки автомат, конечно.
Ещё один Лёха – но он невзрачный, скрытный, и Поэт его почти не запомнил.
Взвод оказался подобран очень ровно – за неделю, которую Поэт пробыл в фильтрационном взводе, в коллективе не было ни одного конфликта.
***
- Заканчиваем курить, на гранаты, – негромко говорит Музыкант.
- Давай, Серёга, идём! – Скляр хлопает Поэта по плечу. Видно, что он взял шефство над человеком из Днепропетровска и теперь так просто от него не отцепится.
Вышли на рубеж, первые двое взяли по три учебные гранаты и метнули их, стараясь попасть в деревянные ящики, установленные метрах в 25.
- За гранатами, – говорит Музыкант.
Двое, следующих в очереди, побежали собирать гранаты. Собрали, вернулись на рубеж и отметали их.
Музыкант повернулся к Поэту, посмотрел на него, потом на Архимеда.
- За гранатами.
Поэт и Архимед побежали за гранатами.
- Ничего, Серёга, привыкай, всё будет нормально, – ухмыляется Архимед.
- Да и так всё нормально, – дипломатично отвечает Поэт, задыхаясь на бегу.
Он начал курить за пару недель до отъезда из Днепропетровска, и теперь уже жалеет.
Поэт и Архимед возвращаются на рубеж и метают гранаты. Одна из поэтовых гранат упала метров за пять до ящика, вторая – почти возле ящика, а третья ударилась об асфальт алюминиевой ручкой, подпрыгнула и упала точно в ящик.
- Молодец, Серёга! – кричит Скляр и в очередной раз хлопает Поэта по плечу.
Наверное, Музыканту на этом этапе нужно было убедиться в том, что Поэт – управляемый. Больше они близко не пересекались, и опекуном Поэта (и, кстати Архимеда, приехавшего на день раньше) окончательно стали Скляр и Саня-Хитрый.
***
Трое суток за Поэтом ходили каждую секунду. С ним общались нормально, как со своим – но и глаз не сводили. Скляр выделил Поэту койку рядом с собой, с другой стороны от Скляра спит Архимед – оказалось, он тоже был ещё в «зоне особого внимания».
Поэт, хотя и чувствует от происходящего понятное напряжение, не обижается. Действия товарищей объяснимы – и Поэту даже в чём-то легко оттого, что он ожидал более сурового надзора. Потом, оглядываясь назад, Поэт думал, что на месте командования «Зари» он бы себя наверняка не взял.
Хотя… Если человек приехал с какими-то «не такими» намерениями или задачами, то выгнать его – потом гадать, где он лазит и чем занимается. Так что логичнее, хотя и напряжнее – действовать по правилу «Держи врага поближе к себе».
Сейчас Поэта – как друга – держит поближе к себе Скляр.
- Не обижайся, Серёга! – говорит Скляр, в тысячный раз хлопая Поэта по плечу. – Пойми нас. Я лично тебе верю.
- Это приятно, – отвечает Поэт.
***
Больше всего Поэта поначалу напрягают коллективные походы в туалет. Чтобы дойти до туалета, нужно выходить из казармы, идти через весь плац и аж за штабом можно попасть в общий туалет.
В самом здании военкомата, где сейчас казарма «Зари», ни туалеты, ни души не работают. До батальона в этом здании сидела Нацгвардия – люди культурные и интеллектуально развитые. Гвардейцы поразбивали и попростреливали трубы и унитазы, некоторые унитазы вообще сняли, поэтому ни о какой канализации речь пока не идёт.
Ночью для малой нужды используются вёдра и банки, которые стоят в помещениях туалетов на этажах. Если придавило «по большому» – нужно идти через плац. Это очень не рекомендуется – людей в батальоне мало, всю территорию контролировать вроде бы получается, а вроде бы и не очень. Тем более про Тимура говорят, что он в тёмное время суток сначала стреляет, а потом разбирается, кто это вообще был.
Если уж совсем нужно – постовой на входе в казарму говорит человеку пароль, засекает 15 минут – и человек идёт через плац. В общем, быстро, но без резких движений – все помнят про Тимура за спиной.
К сожалению Поэта, он своими ночными походами в туалет сильно напрягает Скляра и Саню-Хитрого (они ходят с ним по очереди). Но тут ничего не поделать – вода в Луганске сильно отличается от днепропетровской, и первое время почки Поэта реагируют на неё очень недружелюбно.
- Виталик, нужно выйти, – в час ночи говорит Поэт Скляру, который уже видит шестой сон.
- ПОСРАТЬ?!! – в ужасе орёт Скляр.
- Нет, – отвечает Поэт.
- Ну иди, – неожиданно говорит Скляр.
- Сам? – не понимает Поэт.
- Да. Ты же на этаж?
- Ну да, – отвечает Поэт.
- Ну и иди, – неожиданно грубо говорит Скляр, отворачивается и натягивает на голову одеяло. – Я уже заебался с тобой бегать.
Саня-Хитрый демонстративно спит.
Поэт смотрит на одеяло и завистливо вздыхает.
***
У него с собой одеяла нет – в Днепре климат немного иной, чем в Луганске, и Поэт почти месяц до отъезда спал без одеяла, только под простынёй. Поэтому про одеяло он даже не подумал.
В Луганске в мае 2014-го по ночам откровенно холодно.
Фильтрационный взвод живёт в казарме для призывников. Спят на голых нарах – постелей почти ни у кого нет. Подушек тоже нет, хорошо, хоть на нарах есть возвышения-подголовники. Окна в казарме разбиты, по помещению всю ночь гуляют сквозняки и жужжат комары.
У Поэта с собой – только две простыни и наволочка. Одну простыню Поэт постелил на нары, сложенную наволочку кладёт под голову, укрывается второй простынёй. Толку от неё мало.
Из одежды у Поэта – двое джинсов и двое футболок. Один комплект Поэт на ночь надевает на себя (точнее, не снимает с вечера), вторым укрывается поверх простыни: тело – футболкой, ноги – джинсами. Поворочавшись, вытаскивает наволочку из-под головы, складывает вдвое и засовывает в неё ступни. Так уже лучше, и можно даже спать – но только Поэт начинает засыпать, его придавливает в туалет.
***
- Ты точно не срать? – сонно бормочет Скляр вслед выходящему Поэту.
- Да точно, – негромко, чтобы не разбудить товарищей, отвечает Поэт от дверей.
Он удивлён неожиданным доверием Скляра.
Поэт проходит по тёмному коридору и заходит в туалет.
Несмотря на ночь, в туалете людно. Кто-то умывается в большом баке, кто-то – стирает носки в тазу, кто-то курит, кто-то пьёт чай или чифир, кто-то хрипло рассказывает о том, как со Стрелковым воевал в Славянске. Рассказ незамысловатый, но звучит правдоподобно.
Поэт находит наполовину полную трёхлитровую банку, становится возле окна (по ходу дела можно любоваться автовокзалом), и тут неожиданно распахивается дверь и в туалет пулей влетает полуголый Скляр.
- Серёга, ты где? – орёт Скляр.
Поэт сейчас стоит на фоне немного освещённого окна, поэтому от двери его действительно тяжёло рассмотреть.
- Здесь, – отвечает Поэт, не оборачиваясь.
- Серёга, ты чё делаешь? – вкрадчиво спрашивает Скляр.
- Ссу, – честно отвечает Поэт.
- А телефон твой где? – ещё более вкрадчиво спрашивает Скляр.
- В кармане, – терпеливо отвечает Поэт.
Скляр смотрит на Поэта. В одной руке Поэт держит банку, в другой – член. В многорукости Поэт пока что не замечен, поэтому Скляр успокаивается.
- Батарея вынута, – также терпеливо отвечает Поэт. – Ща закончу – покажу.
- Если не веришь, – раздражённо продолжает Поэт, – нужно было сразу идти со мной.
- Серёга, не обижайся, – Скляр снова собирается хлопнуть Поэта по плечу, но видит, что банка находится с его стороны и передумывает. – Вопросов нет, теперь ходи сам.
Аккуратно, чтобы не помешать процессу, Поэт пожимает плечами.
Скляр закуривает две сигареты и даёт одну Поэту.
- Всё, теперь ходи сам, – говорит Скляр. – Только на улицу всё равно с кем-то – мало ли что. Забор с той стороны дохлый совсем.
- Сорри, что причинил столько неудобств, – Поэту на самом деле приятно, что он прошёл первый этап проверок и ему, как думает Поэт, начали верить.
На самом деле Поэта подозревали в шпионаже на СБУ аж до боя на Роскошном в июле 2014-го – но Поэт об этом даже не знал.
После Роскошного Поэта уже никто не подозревает в сотрудничестве с Украиной но, поскольку Поэт вообще не пьёт и при этом вроде бы не имеет хронических заболеваний – его начинают подозревать в шпионаже на ФСБ.
Скляр морщится, услышав нерусское слово – здесь это не любят – но не говорит ничего.
***
Днями фильтрационный взвод, как и остальные, занимается хозяйственными работами. Разгружают стройматериалы, которые где-то «решает» командование, разгребают срач на территории. Военкомат до прихода «Зари» был, как и вся украинская армия – с более-менее живым фасадом, а сделаешь шаг вглубь – караул. Тем более, на территории успели пожить украинские «правоохранители».
Сегодня взвод убирает второй этаж – там в основном жили «бойцы» Нацгвардии. Поэт в жизни кое-что повидал, но о таком даже не слышал.
В комнатах, где нацгвардейцы собирались держать оборону, окна заложены белыми мешками с песком и заставлены стащеными со всего военкомата сейфами. Стёкол почти нет – часть выбили нацгвардейцы, чтобы наставлять стволы на митингующих, оставшиеся выбили сами митингующие, когда выгоняли нацгвардейдев.
Прямо на полу лежат матрацы, подушки и одеяла, но зарёвцы брезгуют их брать – постель в таком состоянии, что не всякий бомж позарится.
Прямо в комнатах, прямо возле постелей живописно располагаются пустые бутылки из-под водки и вина, покрывшиеся плесенью пустые консервные банки, грязные ложки в пятнах засохшей еды, шприцы (много), обёртки от конфет и шоколада, тряпки с пятнами крови и жгуты, кучи дерьма и куски использованной туалетной бумаги.
Сразу видно, люди жили роскошно и службу несли старательно – всё делали, не покидая боевой пост.
***
Поэт злобно пинает заляпаную подушку, закуривает сигарету и поворачивается, чтобы выйти из комнаты – и тут в комнату входит Саня-Хитрый.
- На, Серёга, поноси пока, – улыбается Хитрый и протягивает Поэту штык-нож в ножнах.
Поэт от такой щедрости даже немного теряется.
Оружия в «Заре» катастрофически мало. Батальон начинался с четырёх автоматов, которые Грач принёс с СБУ в день возникновения батальона, и с четырёх «коктейлей Молотова», которые сделали на месте. На момент прихода Поэта в «Зарю» на 100 человек – 47 автоматов, те же четыре «коктейля Молотова» и несколько штык-ножей и сапёрных лопаток, которые местные купили на рынке.
Когда ожидается штурм, места у окон занимают по двое. Один – с автоматом, второй – держит два запасных рожка. По умолчанию – если первого убивают, второй берёт автомат.
Люди с «коктейлями Молотова» стоят на лестнице на втором и третьем этажах – оттуда, размахнувшись, можно перебросить бутылку через ворота, если будут подгонять БТР или БМП.
Ножи и лопатки – на случай рукопашной, но все понимают, что если их сейчас будут штурмовать, то при таком перевесе в оружии силовики просто перестреляют всех раньше, чем кто-нибудь сможет подойти на дистанцию рукопашной.
И тем не менее, Поэту жутко приятно оттого, что ему дают штык-нож – его первое оружие в батальоне.
- Спасибо, Саня, – растерянно отвечает Поэт.
- Носи, – повторяет Хитрый, снова улыбается и тут же спохватывается. – Только потом отдашь!
- Отдам, – улыбаясь, отвечает Поэт. – Потом. Если не забуду.
- Не переживай, – веско говорит Хитрый. – Я напомню!
Хитрый поворачивается и выходит. Поэт прикрепляет штык-нож на офицерский ремень, который заправлен в джинсы, и идёт гулять по этажу – чтобы все видели, что у него теперь есть штык-нож.
День удался!
***
Следующий день тоже удался – после утреннего построения сообщили, что сегодня поведут на стрельбище стрелять из автоматов.
Поэт с детства был двинутый на оружии, но всё у него как-то не складывалось. За год до войны купил помповик – и тот оказался фуфлом, пришлось сдавать в магазин обратно. И только сейчас Поэту выпала возможность дорваться до настоящего оружия – пусть и ещё не своего, на один раз на стрельбище, но всё-таки!
Взвод Поэта на построении обычно стоит где-то в середине строя, и Поэт каждый раз рассматривает два взвода, стоящие на правом фланге – спецвзвод («спецы») и разведка. Поэту кажется, что эти взвода также отбирают по схожести психотипов людей, или ещё что-то в этом роде. Батальон только формируется, но у каждого из двух «рабочих» взводов уже виден свой стиль.
Спецы – постоянно держатся группой, всё или почти всё делают вместе. Даже в столовую спецы передвигаются бегом, в строю, дежурные получают еду сразу на весь взвод. Во всех остальных взводах каждый берёт еду себе.
Если в спецах видны слаженность и лёгкая заносчивость по отношению к другим, то разведка как-то умудряется выделяться пофигизмом и лихостью. Они не такие демонстративно слаженные, как спецы, но у них тоже есть свой стержень. И ещё – пока что только эти два взвода худо-бедно обеспечены хоть какой-то формой.
В чём-то похожи взвода – но командиры отличаются. Спецами командует Кэп – Поэт сразу решил, что Кэп – в прошлом офицер, который привык рявкать на подчинённых так, что иногда дрожат стёкла в казарме. Командир разведки – Андрей, тоже в прошлом офицер, но он в основном отдаёт команды тихо и зачастую добивается результата, не повышая голос.
Имя в батальоне – понятие абстрактное, оно особо никому не интересно. Позывной человека говорит о нём гораздо больше, зачастую очень точно отражая суть. Но бывают люди, к которым позывные почему-то не прилипают – Поэт так и не смог понять, почему.
Один из таких людей – первый комбат «Зари» Плотницкий – его даже в разговорах между собой называют или «Комбат», или «Плотницкий». Второй такой человек – командир разведвзвода Андрей. Невозможно было придумать ему позывной, поэтому его между собой называют «Андрей», а когда он стал командиром батальона (На место Плотницкого, который стал Министром обороны ЛНР), то Андрея стали называть просто «Комбат».
После построения к фильтрационному взводу подходят Андрей и Дизель – коренастый парень в форме и с банданой на голове.
- Добрый день, – негромко говорит Андрей. – После завтрака с моим заместителем (Андрей показывает на Дизеля) собираетесь возле входа в казарму и идёте на стрельбище.
Для Поэта этот выход в город – первый после поступления в батальон. Стрельбище находится недалеко от расположения батальона, но всё равно – перспектива пройтись по городу (со штык-ножом на боку) сразу поднимает Поэту настроение.
Поэт искоса внимательно осматривает Дизеля и Андрея. Разведка уже ходит в караулы, они даже куда-то выезжали – то есть делают что-то реальное, кроме погрузки и разгрузки, которые с одной стороны и нужны, а с другой – всё-таки Поэту хочется большего.
***
Стрелки фильтрационного взвода дождались Дизеля и ещё пару человек из разведки и отправились на стрельбище.
У Поэта на улице было странное восприятие происходящего, когда он видел, как пересекаются две реальности.
С одной стороны – здесь по инерции ещё действуют законы, правила и понятия Украины – на улицах иногда можно было увидеть милицию (хотя редко), в городе как основная валюта ещё ходит гривна, формально – платятся налоги и действует уголовный кодекс Украины.
С другой стороны – в городе вроде бы незаметно, но уже ощутимо зарождается новая власть. На автовокзале с каждым днём увеличивается количество добровольцев батальона «Заря», на СБУ – «Избушке» – уже формируется структура, которая после превратится в довольно влиятельный батальон «Леший».
В других точках города зарождаются какие-то другие подразделения – ГБР, ДШБ, КГБ – но Поэту мало что о них известно. О «Леших» он знает постольку, поскольку «Заря» и «Лешие» сразу не нашли общий язык, а с другими отношения были никакие – по крайней мере, на уровне бойцов.
Как действуют подразделения? Кому они подчиняются? Откуда берут оружие, боеприпасы, топливо, форму, питание и финансирование? Этот вопрос для Поэта как был, так и остался загадкой. Но Поэт и не старается вникать в то, что не касается лично его. Он быстро понял, что для выживания в ополчении (да и не только) лучший принцип – «Живи и давай жить другим».
Поэтому если происходящее может казаться ему неверным, но не вызывает реальных напрягов лично у Поэта – Поэт не обращает на это внимание.
***
Строй бойцов, одетых кто во что, идёт по городу. Вокруг кипит обычная жизнь – люди куда-то спешат, что-то продают, что-то покупают. Но время от времени среди обычных вещей попадаются пока непривычные – несколько человек в форме с автоматами на джипе, байкер в форме и с пистолетом на хорошем спортивном мотоцикле, машина с ретрансляторами и с красными флагами над крышей.
Идти пришлось недолго – попетляв по заброшенной промзоне, фильтрационный взвод оказался на стрельбище. Перед ними уже стреляли, поэтому всё было готово – три каремата, на которых лежат три автомата, три щита для мишеней, установленные в ста метрах перед загибающейся насыпью, и стопка новых мишеней.
Поэт попал во вторую тройку стреляющих – с Лёхой и Хитрым. Пока стреляет первая тройка – по 10 патронов на человека – вторая стоит в паре метров за ними. Поэт блаженно щурится от грохота выстрелов и жадно вдыхает пороховой дым.
Бывают моменты, которые, если угаданы верно, могут изменить всю жизнь. По идее, Поэт должен был стрелять из автомата, лежащего в центре, но у него возникло ощущение, словно внутри него кто-то проснулся и сквозь глаза Поэта смотрит на автомат, лежащий слева. И смотрит долго – чтобы до Поэта дошло, что это не просто так.
Первые отстрелялись и побежали за мишенями. Поэт поворачивается к Хитрому, стоящему слева от него.
- Саня, не возражаешь, если я из этого автомата буду стрелять?
Хитрый пожал плечами.
- Хорошо, спасибо.
Поэт переходит поближе к глянувшемуся ему автомату.
- Вторая тройка, на исходный! – командует Дизель
Поэт ложится на каремат и с нежностью берёт автомат. Это обычное «весло», АК-74, но Поэт смотрит на него с трепетом – он не держал автомат в руках уже 25 лет, с тех пор, как их возили на стрельбище в школе.
- Заряжай! – Дизель высыпает возле Поэта 10 патронов.
Поэт отстёгивает рожок, и руки сразу вспоминают забытые навыки. Он забивает рожок, пристёгивает его к автомату и смотрит на Дизеля.
- Рано, – говорит Дизель. – Подождите, пока все зарядят.
Леха и Хитрый забивают рожки и пристёгивают их к автоматам.
- Приготовились! – кричит Дизель, и трое на рубеже почти одновременно передёргивают затворы.
- Огонь!
***
Поэт когда-то в школе занимался стрельбой, и плотно увлёкся ею в девяностых, когда бросал пить и чтобы занять время, выпускал в иные дни по 150-200 пуль в тире из пневматической винтовки. Возможно, сказалось это, возможно, есть какая-то генетическая память – дед Поэта был охотником и отличным стрелком. Возможно, дело было в том, что Поэт и автомат сразу понравились друг другу.
Для добровольца из нынешнего состава батальона «Заря» Поэт отстрелялся неплохо – из 10 пуль 9 попали в мишень, 6 из них – в восьмёрки и девятки.
- Ни хрена себе, – тихо говорит Дизель и недоверчиво смотрит на Поэта.
Поэт молча встаёт и отстёгивает рожок.
- Первый стрельбу окончил, – скромно говорит Поэт.
Нагибается и подбирает одну из своих гильз – на счастье.
- Поговорим с вами на обратном пути? – спрашивает Дизель.
- Да, конечно, – стараясь не выдать радости, отвечает Поэт.
Есть надежда, что его заберут в разведку.
В разведку!
***
Поговорили раньше – не дожидаясь, пока отстреляются остальные. Дизель поставил вместо себя кого-то из разведчиков, и они с Поэтом отошли в сторону.
- Кем были до войны? – спрашивает Дизель.
Они с Поэтом пока ещё на «вы». Как потом понял Поэт, в «Заре», среди обычных людей, это не самый хороший признак.
- Журналистом, писателем, преподавателем, – отвечает Поэт.
Дизель снова недоверчиво смотрит на Поэта.
- А где стрелять научились?
- С детства стрельбой увлекался. И ещё занимался ножевым боем.
Дизель несколько секунд молчит.
- В разведку к нам не хотите перейти?
- Неплохо бы, – отвечает Поэт.
- Хорошо, – Дизель кивает так, словно после размышления соглашается со своими словами. – У нас решения принимаются после того, как поговорим со всеми, но я предложу взять вас.
- Спасибо, – кивает Поэт. – Может, будем на «ты»?
- Давай, – кивает Дизель.
***
По дороге в батальон взвод растянулся метров на 400. Словно после того, как людей допустили к оружию, им начали больше доверять. Поэт идёт впереди и довольно щурится, глядя сквозь листву на Солнце.
Неужели его возьмут в разведку?
От мыслей Поэта отвлекает несильный хлопок по плечу. Это Поэта догнал Хитрый.
- Серый, давай штык-нож? – улыбается Хитрый.
- Уже? – недовольно отвечает Поэт.
- Ну, тебе скоро новый выдадут, и ещё кое-что.
- С чего ты взял? – искренне удивляется Поэт.
- В разведку переходишь, – говорит Хитрый.
- Да это ещё неясно, – удивляется Поэт.
- Ясно, – снова улыбается Хитрый. – Ясно. Сегодня переведут, вот увидишь.
Хитрый – он на то и хитрый, чтобы не ошибаться. Вечером в кубрик фильтрационного взвода заглянул Дизель, коротко переговорил со Скляром и кивнул Поэту.
- Идём, Серёга. Койку тебе уже нашли.
Поэт быстро собрал вещи, свернул постель и вышел за Дизелем. Они по диагонали пересекли коридор и вошли в кубрик разведвзвода.
Люди в кубрике лениво поворачивают головы в сторону скрипнувшей двери.
- Знакомьтесь, это Сергей, он будет в нашем взводе, – говорит Дизель взводу и поворачивается к Поэту. – Вон твоя койка.
Дизель показывает на койку в дальнем углу кубрика.
«У Жени-Особиста на лице – похоже, неожиданно для всех – возникает гримаса весёлого сомнения. Он облокачивается на подоконник, складывает руки на груди и молча рассматривает Поэта, Васю-Психолога и Дворянского, пока Поэт заканчивает прохождение теста.»
ОБЛОКОТИТЬСЯ, –очусь, –отишься и –отишься; сов. Опереться на кого-что–н. локтем, локтями. О. на подоконник.
И как в таком положении складывать руки на груди? Естественно было бы как у классика: «У Петропавловской твердыни, опершись жопой о гранит, сам Александр Сергеевич Пушкин с мсье Онегиным стоит…», то есть лучше было бы: он опирается задницей о подоконник, складывает руки на груди и молча рассматривает Поэта….