Глава 1. Поэт

– Товарищ Поэт, товарищ Поэт, проснитесь!

Поэт открывает глаза и видит улыбающееся лицо Бабая – весёлого узбека, который принципиально ко всем обращается на «Вы». Бабай разбудил Поэта и теперь зачем-то говорит «Проснитесь!»

За секунду до этого Бабай выстрелил из пистолета – случайно, вертел в руках, сидя на кровати. Пуля улетела в открытое окно, а горячая гильза попала Поэту в спину – точно в голую полоску кожи между брючным ремнём и задравшейся во сне футболкой.

Выстрел плюс небольшой, но неожиданный ожог – после этого, в принципе, Бабай мог бы и не говорить «Проснитесь».

– Бля, Бабай, ты всегда так желаешь «Доброго утра?» – Поэт был после ночного дежурства и рассчитывал на пару часов поспать.

– Ну извините, товарищ Поэт, так вышло.

– Вышло… Ладно, свои люди, сочтёмся.

Поэт снова отвернулся лицом к стене и попытался заснуть. Но сон почему-то не шёл.

В ушах до сих пор чуть звенело от близкого выстрела, а за открытым окном «кубрика» разведвзвода батальона «Заря» были слышны крики, раздающиеся на плацу.

В одном месте тренируется спецвзвод, в другом – таскают песок и кирпичи, где-то вдали матерят сапёра, поставившего возле забора растяжку, на которую чуть не нарвалась собака.

– Ты как передвигаешься? Беременная черепаха – и та быстрее! – это уже орёт Кэп, командир спецвзвода.

– Здраа-а-авствуйте! – в приоткрывшуюся дверь всовывается весёлая усатая рыжая физиономия главного батальонного мародёра Монгола.

В «Заре» пока что очень мало оружия, запасных магазинов и патронов тоже почти нет. Но у Монгола, который каждый день обходит все кубрики «Зари», и магазины есть, и патронов хватает, и даже – о чудо! – есть «лимонка».

Монгол принадлежит к тому типажу людей, про которых одна девушка сказала: «Легче дать, чем объяснить, почему не хочешь». Женщин в батальоне почти нет, поэтому Монгол терроризирует окружающих не на предмет плотских утех, а на предмет «отжать» что-нибудь полезное. И каждый вечер у него добавляется то пачка-другая патронов, то магазин к автомату, то ещё что-нибудь.

Иногда попадаются герои, которые пытаются что-нибудь отжать у Монгола. Иногда им это даже удаётся – но через день-два Монгол у них же всё равно отжимает больше, так что соревноваться с Монголом в мародёрстве – себе дороже. Теперь, когда Монгол заходит в кубрик, взвод, если успевает, занимает круговую оборону.

Сейчас в кубрике были всего несколько человек, и первым оценил угрозу Бабай.

– Ничего нету, не-ту ни-че-го! – решительно говорит, почти кричит Бабай, грозно глядя на Монгола.

– Так уж ничего? – плотоядно ухмыляется Монгол.

– Вообще ничего, и нас тоже нет! – говорит, как отрезает Бабай. – Идите, идите, товарищ Монгол – не видите, товарищ Поэт поспать после дежурства пытается, а вы ему мешаете?

– Ы-ы-ы, – утвердительно рычит Поэт с койки.

– Извините, – смущённо ухмыляется Монгол. – Я пошёл тогда…

– Идите, идите, – Бабай рад, что Монгол уходит, но не верит, что так просто всё закончится.

– Я после ужина зайду, – вежливо говорит Монгол и быстро захлопывает дверь, чтобы не услышать, как Бабай кричит «Ни в коем случае!»

Поэт понимает, что поспать всё равно не выгорит, сползает с койки, натягивает кроссовки и выходит из кубрика. Спускается с четвертого этажа – мимо обжитого третьего, пока ещё не убранного после Нацгвардии второго и первого – на котором уже обустраиваются медпункт, оружейка и склад.

Толкает тяжёлую простреленную дверь и выходит на плац Луганского областного военкомата, который стал расположением Луганского народно-освободительного батальона «Заря».

***

Поэт приехал в Луганск из Днепропетровска. Он поступил в «Зарю» 12 мая 2014 года. И этот день разделил его жизнь на две наиболее значимые части – «До» и «После».

Всё, что было до войны, оказалось для Поэта куда менее значимым, чем то, что началось после поступления в «Зарю».

С начала 2014 года в Днепропетровске жили ощущением приближающейся большой войны. «Отжатие» Крыма, которое прошло тихо, как во сне, заставило зашевелиться власть и общество странной страны, в которой 23 года изо всех сил строили государство без армии. Наверное, это как-то было связано с национальным менталитетом.

Со складов начали выволакивать ржавое советское оружие – то, которое почему-то не успели продать в Африку или попилить на массогабаритные макеты «в установленном законом порядке». Вдруг выяснилось, что единственный патронный завод в Украине расположен в Луганске, а там начинала завариваться неясная для Киева каша.

Практически каждый год в Украине на складах «случайно» поджигали и взрывали тысяч по 100 тонн боеприпасов. Теперь оказалось что, возможно, зря.

Поэт читал заголовки в Интернете. «Пять танков загорелись, когда их пытались завести, из-за пересохшей проводки» (это во время войны!) «Тысяча украинских военнослужащих собрались на Майдане и запели Гимн Украины» (это во время войны!) «Министерство обороны судится с заводом, чтобы получить оплаченные по контракту танки» (это во время войны!) Поэта не покидало ощущение бреда.

Начиная с конца 2013 года в Днепропетровске начали пропадать люди, которые, с точки зрения властей, могли представлять опасность. Самым «везучим» просто шили дело – по поводу или без, был бы человек. Менее везучие исчезали, и их трупы находили в реках, балках, промзонах и на заброшенных дачах – если вообще находили. Милиция флегматично принимала заявления от родственников, и дела ложились в долгий ящик.

Даже Поэт – человек, живущий, в общем, вне социума – начал чувствовать, что бывшему журналисту, попавшему когда-то в «чёрный список», становится рискованно жить в Днепре. Но он чего-то ждал – как и все, наверное, не мог понять, куда же вынесет.

Интересую вещь сказал Поэту его знакомый:

– Старики говорят, что последние два года всё было, как перед прошлой войной. Тогда также строились активно, и настроение было похожее.

Всё стало ясно 2 мая 2014 года, когда в Одессе, при крышевании МВД и СБУ, в Доме Профсоюзов сожгли заживо людей. У Поэта был один знакомый – параноик, который вообще утверждал, что это было ритуальное жертвоприношение, а сам Дом Профсоюзов был гееной огненной – местом жертвенного сожжения.

Поэт так глубоко не вникал, но это и не нужно было – с практической точки зрения всё равно, по каким обычаям сжигают живьём политических противников.

Поэт понял, что МВД и СБУ по факту разоружают людей (в стране оружие было запрещено), чтобы их было легче сжечь. Пора было валить – причём чем дальше, тем быстрее.

***

Начиная с осени 2013-го, Поэт готовился к возможным катаклизмам – запасался консервами, крупами, водой, водяными фильтрами, свечами и думал, где достать оружие. В апреле 2014 он позвонил товарищу в Луганск.

– Что у вас там? Что там в СБУ? В новостях совершенно разные вещи пишут.

– У нас весело, – отвечает луганчанин. – На СБУ по паспорту автоматы раздают.

– Возьми и мне! – подпрыгнул Поэт.

– В смысле «и»? Я и себе-то не брал.

– Ты серьёзно?!

– Ну да. На хрен он нужен. Мне бы перфоратор новый.

– Твою мать… Не ценят люди счастья. Я бы за автомат дом свой отдал.

– Да приезжай да получи.

Поэт не поверил луганчанину – решил, что он шифруется, чтобы по телефону не говорить о том, что у него дома уже лежит минимум один автомат. Когда Поэт приехал в Луганск, он был потрясён, как мало когда в жизни – его товарищ действительно не воспользовался возможностью получить армейский автомат.

Это было выше понимания Поэта.

9 мая 2014 года Поэт проснулся рано утром с ощущением, что пора собираться в дорогу. Он вытащил рюкзак, в который сложил две пары носков, двое трусов, две футболки, рыльно-мыльные принадлежности, бутылку минералки, две пачки печенья, свитер, ноутбук и книгу Экхарта Толле «Сила момента сейчас». Из документов взял только паспорт и права.

Он читал – тогда это ещё было в Сети – сайты о том, как перебираться в мятежные регионы. «Никаких баулов, никаких запасов, ничего лишнего, – инструктировали «сепаратистские» сайты. – Не берите лишних документов – дипломов, свидетельств – ничего, что могло бы вызвать вопросы на блок-постах. Только необходимое на несколько дней. Если спросят «Куда?» – вы едете к родственникам или на лечение».

У Поэта были родственники в Луганске, на блок-посту в случае необходимости он cмог бы назвать адрес и продиктовать номер телефона для контрольного звонка.

Собравшись 9 мая, вечером он сидел на крыльце дома, курил, пил чай и смотрел на звёздное небо. Ощущение было такое, что он прощается со своим домом как минимум надолго – если не навсегда.

***

10 мая утром Поэт проснулся раньше будильника – словно кто-то легонько погладил его по лицу. Поэт умылся, побрился, оделся, взял рюкзак и вышел из дому. По дороге к остановке попадались соседи, но вид Поэта вряд ли мог вызвать вопросы – в этой же одежде и с этим же рюкзаком он постоянно уходил в город на заработки.

Крайние два с половиной года перед войной Поэт преподавал голландский язык. Он не пил, жил один и, с учётом профессии, в своём селе слыл не совсем нормальным человеком.

Поэт подошёл к остановке и буквально через пару минут из-за поворота вынырнула маршрутка.

Зайдя в маршрутку, Поэт решил немного побаловать свою паранойю и сыграть в конспирацию.

– Алло! Да, я. Мясо заказал ещё вчера, в 11 заберём, потом – на турбазу! – громко говорил Поэт в трубку выключенного телефона. – Да, хватит и на завтра.

Односельчане смотрели в окна и, конечно, ничего не слышали.

Ещё перед выходом из дому Поэт вытащил из обоих своих телефонов сим-карты и батарейки. Естественно, что с того момента, когда он решил ехать в Луганск, он ни разу не позвонил луганским родственникам даже узнать, как дела.

На маршрутке, идущей до площади Островского, Поэт не стал доезжать до тупика, откуда можно было бы дойти до автовокзала. Поэту интуитивно не хотелось идти на автовокзал. Он вышел на углу Набережной и улицы Павлова – именно здесь с автовокзала проходят автобусы, идущие в восточные области Украины.

Поэта явно вела Судьба – он только успел прикурить сигарету, как к повороту подъехал автобус, идущий на Харьков.

Поэт накануне смотрел на сайте автовокзала (через анонимизатор Тор, конечно же!) расписание автобусов, и видел там утренний рейс на Луганск. Но Знаки Судьбы игнорировать не хотелось. Поэт поднял руку, автобус остановился и открыл дверь.

– На Харьков? – зачем-то спросил Поэт.

– На Харьков, – флегматично ответил водитель.

Поэт достал деньги (у него было немногим больше, чем на дорогу до Луганска), расплатился и сел на среднее место – не с краю, но и не на самом виду. Автобус тронулся и покатил по Набережной – пока что в ту сторону, откуда Поэт приехал только что.

***

Автобус переехал мост и ехал по Донецкому шоссе. Поэт смотрел по сторонам, прощаясь с районами, в которых вырос.

На месте Фрунзенского в то время, когда Поэт учился в школе, были пески и редкие низкие деревья. На месте Левобережного Поэт с товарищами ловил ящериц. ТРЦ «Караван» – в доме напротив Поэт жил до того, как продал квартиру и переехал в село. Ему с начала 2000-х всё сильнее казалось, что в городе делать нечего.

На выезде из города попался первый блок-пост – десяток эсбэушников в балаклавах с СВД и автоматами. Поэт почувствовал страх – но их автобус даже не проверяли.

Генетический страх перед НКВД, превратившееся в СБУ и МВД, Поэт испытывал до первого боя «Зари» – когда «зарёвцы», будучи в меньшинстве, взяли штурмом конвойный полк в Луганске. После этого Поэт, в принципе, воспринимал силовиков как потенциальный источник опасности, но страха уже не было.

Достаточно было один раз через прицел увидеть, как сдаются «конвоиры» и как отходит «Беркут».

За несколько часов автобус доехал до Харькова. Ещё при въезде на автовокзал Поэт определил для себя, что он с автовокзала выходить не будет, солнцезащитные очки надевать не будет, будет вести себя спокойно, дружелюбно и слушать музыку в наушниках. Скользнув взглядом по милицейскому наряду, Поэт спокойно подошёл к кассе.

– Что есть на сегодня на Луганск?

– На Луганск – ничего, – отрезала кассирша, – может быть, будет автобус в час ночи.

– А что есть в ту сторону? – в такие моменты соображаешь быстро, и сидеть десять часов на автовокзале в Харькове просто ради перспективы «может» не хотелось.

– До Северодонецка, через двадцать минут.

– Места есть? – если бы мест не было, Поэт ехал бы стоя.

– Одно. Давать?

Это тоже был Знак Судьбы, или Божья Милость – Поэт точно не знал. Но через полчаса он уже ехал в Северодонецк.

***

До Северодонецка автобус ехал больше пяти часов – где-то в середине пути пришлось петлять, потому, что по шоссе гнали колонны техники в сторону Луганска. Весёлые украинские солдаты и милиционеры ехали убивать за Украину, и Поэт делал вид, что спит, чтобы не смотреть в окно и не встречаться взглядом с карателями.

Документы проверяли только один раз – где-то в конце второй трети пути. В тот момент Поэт действительно спал, поэтому, проснувшись, выглядел совершенно естественно, когда тёр глаза, непонимающе смотрел на толстого мента перед собой и судорожно искал в карманах паспорт. Обошлось – документы проверили, и автобус поехал дальше.

В Северодонецк доехали около 17.30. Это была ещё не полная безопасность, но уже сравнительная. Полная была в Луганске, где киевская власть уже стала фикцией, ещё не поддерживаемой артиллерией и авиацией.

Автобус на Луганск отходил в 18.10. Поэт купил билет, бутылку кефира и сим-карту с региональным тарифом. Старые сим-карты он сломал в туалете и спустил в унитаз.

Деревню детства – Денежниково – Поэт проехал где-то в 18.50. И странное дело, почти после этого на него словно навалилась невидимая масса – так, что он даже физически начал задыхаться. Что-то подобное Поэт видел в фильме «Властелин Колец», когда Фродо надел кольцо и Всевидящее Око искало его в пространстве. Это было дико, но Поэту казалось, что его пытается увидеть главный днепропетровский Саурон.

Поэт представил перед собой тыльную сторону зеркала, передняя часть которого повернута к Днепропетровску, и начал равномерно дышать, отслеживая дыхание. Это немного помогало перенести невидимое давление. Оно прошло минут через 20, и Поэт обмяк на сидении.

Поэта точно вела Судьба – на следующий день, 11 мая 2014 года, в 11 часов под Новоайдаром (ближе к Луганску, чем Денежниково) уже стоял украинский блок-пост. Окно возможностей тогда захлопнулось, и Поэт успел проскочить в последние сутки.

Под Луганском был луганский блок-пост – весёлые люди пиратской внешности в банданах, тельняшках, с автоматами и двухстволками. Над блок-постом поднят советский флаг, на бетонных плитах – неровная надпись от руки «Луганская Народная Республика».

Автобус остановился, и в салон вошёл бородач с автоматом.

– Спокойно, товарищи, вы в безопасности. Расслабьтесь, Хохляндия закончилась, у нас людей не жгут. Документы у всех в подярке?

– Да, – хором ответил автобус.

– Добро пожаловать!

Бородач вышел, дверь захлопнулась и автобус, пропетляв между бетонными блоками и шипастыми заграждениями, покатил по дороге республики, где уже не было киевской фашистской власти – и ещё не было вообще никакой.

Странное ощущение!

Выйдя на автовокзале в Луганске, Поэт вставил в телефон новую сим-карту, и набрал номер товарища.

– Ты дома?

– Ну да, а что? – весело удивился товарищ.

– Гостей принимаешь?

– Таки приехал, – сразу сообразил товарищ. – За автоматом?

– Очень хотелось бы.

– Принимаю, приезжай.

В привокзальном киоске Поэт купил пару пирожков, выпил кофе и пошёл на остановку маршрутки.

***

11 мая 2014 года с утра Поэт отправился с товарищем (по прозвищу Виха) гулять по Луганску. Задачи было три – определиться, в какое подразделение возникающего ополчения вступать; вступить по возможности сразу и посмотреть, как голосуют луганчане на референдуме.

Чтобы определиться, Поэт встретился с человеком по имени Юра.

В каждом городе есть такие люди. Обычно Юра выглядит среднестатистически, часто даже не имеет своего видимого бизнеса, хорошего автомобиля или пафосного костюма. Юра ходит тихо, улыбается вежливо и говорит аккуратно – и при этом Юра знает всех и Юру знают все.

Юра может пройти – и если человек ему понравился или заинтересовал, то и человека провести – в любой кабинет, притон и подпольный магазин города. В один день с Юрой можно побывать в приёмной заммэра, с которым Юра пошушукается под кофе, заехать затем в райотдел и под занавес поужинать глубоко в Камброде с такими людьми, рядом с которыми и находиться страшновато.

(Камброд – район в Луганске, в который даже в советское время даже милиция лишний раз старалась не соваться)

Так как Поэту нужно было быстрее понять раскладку сил в городе, Виха позвонил Юре – и они отправились на Восточные Квартала в избирательный участок, где Юра, естественно, руководил на вторых ролях.

Подъехав к участку, Виха снова набрал Юру, и через минуту к ним подошёл высокий плотный мужчина с внимательным взглядом.

– Здорово, – улыбаясь, говорит Юра.

Улыбка у Юры – светлая и искренняя, но немного не вяжется с настороженным взглядом, которым он просвечивает Поэта.

– Здорово, Юра, – отвечает Виха. – Вот, человек из Днепра приехал, к нам поступить хочет.

Юра, прищурившись, рассматривает Поэта. Поэт потом часто будет сталкиваться с подобными недоверчивыми взглядами. Человек, который приехал и Днепропетровска – оплота Коломойского и кучи всякой прочей нечисти – автоматически вызывает подозрения. Да и чего греха таить – рожа у Поэта ментовская, он и сам это знает.

– Да не, Юра, всё нормально, я его давно знаю, – говорит Виха.

Этой рекомендации хватило. Юра ещё раз осматривает Поэта, потом улыбка его становится немного менее напряжённой.

– Чего ты хочешь? – в лоб спрашивает он.

– Автомат, – честно отвечает Поэт. Он понимает, что хитрить сейчас не за чем – и не перед кем. – Слышал, на СБУ автоматы раздают.

– Раздавали. Где ты был месяц назад?

– В Днепре. К сожалению.

– Сейчас попробую позвонить, – поколебавшись, говорит Юра. – Но не обещаю ничего. Без обид, но ты из Днепра – кто тебе поверит?

– Да я журналистом был, привез книгу, статьи.

Юра недоверчиво жмёт плечами, но достаёт телефон и набирает номер.

– Алло, это я. Тут человек приехал. Из Днепра, но свой, я ручаюсь. Он может на Избушку зайти?

Послушав несколько секунд, Юра, не прощаясь, прячет телефон в карман.

– Не получится. Не пускают туда новых людей. Да и ты – из Днепра. Здесь ваших не любят.

– А хотя бы автомат получить?

– Уже всё роздали. Ты же не думаешь, что кто-нибудь ждал тебя?

– Что же делать? – Поэту неприятно от мысли, что он висит в воздухе в чужом городе, когда вокруг происходят такие события.

– Езжай на автовокзал. Там батальон «Заря» собирают. Попробуй туда. Да и, честно говоря, нечего тебе на Избушке делать. Не тот там контингент.

***

То, что на Избушке контингент не совсем тот, среди которого прижился бы Поэт, стало ясно, когда Поэт и Виха по дороге с юриного избирательного участка заехали на Избушку.

Избушка – здание СБУ с прилегающей территорией – была огорожена баррикадами, и плотность народа на этой территории была не меньше, чем на киевском Майдане в самый разгар путча. Только не было «Беркута» за стеной металлических щитов, не было беснующихся активистов с замотанными лицами. Играла музыка времён СССР, и люди ходили от одного прохода к другому, словно в музее.

На территорию внутри периметра пускали неохотно, но пройти было можно – после досмотра вещей и краткого опроса на тему «Откуда и зачем».

Первым представителем местного гарнизона, которого встретили Поэт и Виха, оказался голый по пояс невысокий накачанный парень, синий от татуировок и количества принятого внутрь спиртного. Вёл он себя, в общем, тихо, но ходил покачиваясь и немного излишне помахивал ППШ, который он держал в руках.

«Блин, «папаша» у человека! Ёшкин кот, везёт же некоторым! – пролетело в голове у Поэта. – Хрена я столько в Днепре сидел. Только кто же ему такую машину-то дал? Там же в магазине – 70 патронов, толпа вокруг, а парень явно не в себе. Идиот у него командир!»

Присмотревшись, Поэт заметил, что в ППШ нет затвора – и понял, что командир всё-таки не идиот. И бойца не обидел, и за людей не страшно.

Внутрь здания пройти не пытались – Юра отсоветовал на прощание, да и не нужно было. Походили, потолкались, посмотрели на местный Антимайдан. Вихе это было привычно, а Поэт пялился во все глаза – для него было дико видеть людей, которые слушают советские песни, машут советскими и российскими флагами и при этом не получают битами по головам от украинских «активистов».

– Ладно, сюда успеем ещё, – говорит Виха. – Ты там вроде бы куда-то собирался?

– Да в батальон ваш. Хочу записаться.

– Ты уверен?

– Ну да.

– Тогда поехали, пока не сильно поздно. Ещё нужно в школу зайти – проголосовать.

***

Когда Майдан только входил в свой апогей, Поэту приснился странный сон.

Ему снилось, что он видит Майдан сверху – словно стоя на крыше выского здания. Он видит внизу тёмную копошащуюся людскую массу, палатки, милицейское оцепление в боковых улицах. Это – реальность, которую видят все.

И в то же время Поэт внутренним взором видит параллельную реальность. Даже не параллельную – изначальную, в которой происходят события, которые в обычном мире видятся, как Майдан.

И вот по этому изначальному Майдану ходят кривыми замкнутыми дорогами изначальные украинцы – то ли духи, то ли бесы – понять тяжело. Их действия в реальности формируют происходящее на Майдане и, как следствие, во всей Украине.

Поэт видит, как в начале призрачной процессии идут украинские женщины – такие, какими из изображали в школьных учебниках времён Поэтова детства. Женщины одеты в национальные наряды, у них на головах венки, за их спинами развеваются цветные ленты, из-под взлетающих юбок сверкают красные сапоги на высоких каблуках.

Люди в призрачном хороводе намного выше обычных людей – примерно как пятиэтажное здание. Пятиэтажные женщины ходят и ходят по Майдану, усердно вертят попами и поют странную песню на каком-то ломаном украинском суржике.

Правда, музыка в их песне почему-то москальская – заимствована из шлягера столетней давности «По городу ходила большая крокодила». Язык текста не просто ломаный – пародийный какой-то. Но так уж приснилось.

Женщины гордо и самодовольно вышагивают, вертят, как уже говорилось, пятыми точками, и звонко хором поют:

Зя ненцю Украину насэрэм пид калыну

Вона, вона розквитнэ вид гивна.

Следом за пятиэтажными украинками шагают шестиэтажные украинцы. Мужчины такие, какими рисовали казаков в старых мультфильмах – здоровенные, в белых рубашках, в шароварах, стриженные «под горшок» или с длинными чубами на макушках.

Глаза у казаков зачаровано вытаращены, из похотливо открытых ртов высунуты языки и чуть-чуть капает слюна. Головы их ритмично покачиваются – в такт с движениями ягодиц идущих впереди женщин, на которые они пялятся, не отрываясь. Когда женщины заканчивают куплет, мужчины подхватывают припев:

А ну-ка раз-два, пид калыну…

Звучит могучий коллективный пук, явно результативный.

…Да зя Украину

Сэранэмо, як одын!

Этот хоровод ходит и ходит по Майдану, высокие призраки поют и поют раз за разом свою песню. Люди, стоящие на Майдане, обычным зрением не могут видеть своих кукловодов, но они с ними напрямую связаны. Настроения и действия изначальных украинцев формируют поведение потомков даже против их воли.

И люди, чувствуя внутренним чутьём неумолимое губительное влияние, беснуются, скачут, чтобы доказать, что они – не москали, и решительно гонят свою страну и свой народ в последнюю пропасть.

– Идиоты, – шепчет Поэт, просыпаясь.

Затем ему вспоминается старый демотиватор, и Поэт говорит то ли себе самому, то ли сумасшедшим на Майдане, то ли всем сразу:

– О-ло-ло, пора отсюда съёбывать…

В этом же году Виктор Пелевин напишет в своём новом романе «Любовь к трём Цукербринам»:

«Шановный пане, пройдить ***!»

Сказал фашисту пидарас,

И беркут наш встал черепахой

В незабываемый тот час.

«Тактика только обороны никогда не даёт результатов. Майдан нужно было гнать до самого Львова, а не стоять черепахой», – рассуждает Поэт, прочитав этот отрывок.

Позже у него эта мысль окончательно формулируется так: «Там, где вовремя не выкатывают пулемёты, потом выкатываются танки. Но уже с другой стороны».

Хорошо быть умным, как Поэт после.

***

В обед 11-го мая Поэт с Вихой бродят от одного избирательного участка к другому, где люди голосуют за отделение Донбасса от Украины.  Поэт всматривается в окружающих, пытаясь увидеть и почувствовать их настроение, и ему в голову лезет совершенно дурацкая аналогия.

Однажды Поэт видел котёнка, которого подобрали строители, живущие на объекте недалеко от его дома. Котенок был худой и замученный – его совсем достали блохи. Строители помыли котёнка шампунем от блох, надели противоблошиный ошейник – и котёнок с облегчением завалился спать прямо возле таза с грязной водой.

Когда котёнок проснулся и поднялся, Поэт увидел, что он буквально на глазах наливается силой и здоровьем. Оказывается, иногда достаточно просто избавиться от паразитов.

Конечно, людей нельзя сравнить с котёнком, но эта картинка упорно лезет в голову Поэту.

После многое окажется не так, как виделось в день референдума. Люди со дня на день ожидают крымский сценарий, но вместо этого будет война, будут жертвы, будут бомбардировки и обстрелы. Вчерашние революционеры, получив посты и должности, нередко станут превращаться в новых баронов. Иногда даже будет казаться, что всё – как раньше, только в этом кресле рожа поменялась.

Но это будет потом – сейчас в людях что-то просыпается, и они словно становятся немного выше и стройнее.

***

На избирательном участке сравнительно тихо – большинство людей, приходившие на участки с самого утра, уже проголосовали, и женщины за столами откровенно скучают. Увидев посетителей, они обрадовались.

  • Заходите, пожалуйста! Паспорта взяли?
  • Он – взял, – отвечает Поэт, показывая на Виху.
  • А вы? – улыбается женщина.
  • Я – тоже, но я голосовать не буду.
  • Почему?
  • Я… Не отсюда.
  • А откуда?
  • Из Днепропетровска, – осторожно отвечает Поэт. Он уже привыкает к тому, что слово «Днепропетровск» моментально настораживает окружающих.

Женщина внимательно смотрит на Поэта.

  • Почему?

Виха смеётся.

  • Вы можете проголосовать по спискам иногородних, – говорит женщина. – Давайте паспорт, мы внесём вас.

Поэту интересно, что будет происходить дальше, да и проголосовать ему тоже хочется. Он вынимает из кармана паспорт и протягивает женщине. К его удивлению, женщина внимательно рассматривает паспорт и действительно вносит данные в список, в котором уже есть шесть или семь записей.

  • Пожалуйста, ваш бюллетень.

Поэт немного удивлён. Он понимает, что голосует за правильные вещи, понимает, что это понимают и окружающие, но не ождал, что здесь будут так придирчиво рассматривать его документы. Также, как и во время предыдущих выборов в Украине.

Журналистское прошлое действует – Поэт решает устроить маленькую провокацию. Он берёт бюллетень, просит у женщины ручку, делает невинное лицо и спрашивает, глядя в глаза:

  • Как сегодня голосуем?

Женщина снова улыбается.

  • Голосуйте, как считаете нужным.

Поэт снова удивлён, но заходит в кабинку, ставит галочку – так, как, скорее всего, поставили все или почти все местные. Опускает бюллетень в урну, выходит, отдаёт женщине ручку и спускается на улицу, где уже стоит Виха.

  • Ну как? – спрашивает Виха. – Сделал свой гражданский выбор?
  • Сделал.
  • Хорошо. Дальше что?
  • Едем на автовокзал. Давай уже определюсь окончательно.

 

***

 

Через дорогу от автовокзала располагается областной военкомат. Точнее, бывший областной военкомат – сейчас на воротах написано «Батальон Заря», над забором возвышается наспех сваренная из металлических листов кабинка с прорезями для стрельбы.

  • Подожди, – говорит Поэт Вихе.

Он подходит к воротам и стучит в боковую калитку возле КПП.

Через полминуты калитка открывается, и в проёме возникает невысокий улыбчивый парень с седыми волосами, в серой рубашке и с небольшой сумкой на плече.

  • Заходите, – говорит он, улыбаясь и внимательно глядя Поэту в глаза.

Поэт заходит и видит, как из-за спины парня в серой рубашке выходит здоровенный, как Терминатор, мужик с РПК на шее. РПК – вещь вроде бы немаленькая, но на Терминаторе смотрится, как АКСУ.

Эти двое надолго стали лицом батальона. Терминатора зовут Тимур, улыбчивого – Лёша. Точнее, их так называют – как их зовут на самом деле, Поэт особо не интересовался. Может, так же, может – нет.

Лёша рассматривает паспорт Поэта. Тимур сурово смотрит на Поэта (Поэт чувствует дискомфорт), затем начинает вежливо улыбаться (тут Поэту становится немного страшно).

  • Из Днепропетровска? – спрашивает Лёша.
  • Да.
  • Что вы хотите?
  • Поступить в батальон на службу.
  • У нас не платят, у нас казарменное положение, много хозяйственной работы и варианты развития событий возможны разные, – говорит Лёша, возвращая паспорт.
  • За этим и приехал, – отвечает Поэт.
  • Из Днепропетровска? – влазит в разговор Тимур, улыбаясь ещё шире.
  • Да, – Поэту становится ещё немного страшнее.
  • Вы хорошо подумали? – спрашивает Лёша.
  • Хорошо, – кивает Поэт.
  • Когда приехали?
  • Вчера вечером.
  • Почему пришли только сегодня под вечер?
  • Голосовал на референдуме. По спискам иногородних.
  • Голосовал – это хорошо, – кивает Лёша. – Я вас предупредил, подумайте до завтра. Если не передумаете – приезжайте сюда к 9 утра. По возможности возьмите постельное бельё, одежду, тёплый свитер, если есть.
  • Спасибо, до завтра, – отвечает Поэт.
  • До завтра, – с непонятной ехидцей отвечает Тимур. Он улыбается ещё шире, и вдруг становится совершенно серьёзным. Поэт прощается с ним и с Лёшей за руку и с облегчением выходит на улицу.
  • Ну что? – почему-то смеётся Виха.
  • Завтра на 9, – отвечает Поэт. – Сказали по возможности взять постельное бельё и тепляк. Свитер я привёз, а вот постельное купить бы.
  • Сейчас уже не купишь, поздно, – отвечает Виха. – Это же тебе не Днепр. Не переживай, сообразим.

Глава 1. Поэт: 3 комментария

  1. Человек, который приехал и Днепропетровска – оплота Коломойского и кучи всякой прочей нечисти – не хватает буквы «з»
    Камброд – район в Луганске, в который даже в советское время даже милиция лишний раз старалась не соваться) слишком близко стоят слова » даже» не звучит. Одно из них можно заменить на » и» тогда предложение будет, на мой взгляд, лаконичнее.

  2. » Автомат, – честно отвечает Поэт. Он понимает, что хитрить сейчас не за чем – и не перед кем».
    Незачем — писать надо слитно.

Добавить комментарий