Глава 14. Обстрелы

• Старый, ты говорил, у тебя дочка есть?

Вечер. Разведка сидит по кубрикам в здании в на территории автопарка, куда недавно переехали. Кто-то лазит в Интернете в телефоне, кто-то смотрит кино на ноутбуке, некоторые чистят оружие.

Поэт разобрал автомат на расстеленной на койке плащ-палатке. Тщательно смазал маслом каждую деталь и разложил детали. Теперь пришло время минут пятнадцать-двадцать выходить на перекуры и в перерывах любоваться матово блестящими деталями.

Или, как вариант – можно задать неожиданный вопрос Старому.

• Ну, есть, – недовольно отвечает Старый. – А что?

Старый – ещё один снайпер во взводе, похожий на мушкетёра. Также любовно, как Поэт разбирает и смазывает свой автомат, Старый сейчас разбирает и готовится смазывать свою СВД.

И в этот момент Поэт пытается отвлечь его странным вопросом.

• Есть, – недовольно повторяет Старый. – А что?
• Красивая? – спрашивает Поэт.
• Естественно! – возмущённо отвечает Старый.

Действительно – Поэт умудряется задать родителю откровенно тупой вопрос.

• Познакомь? – вежливо говорит Поэт.
• На хрена? – Старый на своей волне, и отвечает автоматически, слушая в пол-уха.

Взвод затихает – все, кроме Старого, уже понимают, что Старого сейчас подколют.

Но Старый как раз заглядывает в ствол СВД и ему не до Поэта.

• На хрена это?
• Ну как на хрена? Женюсь, раз красивая. Всё по-честному! Свадьба, платье, все дела.
• Какой «женюсь»? Ей четырнадцать лет всего!
• Ещё лучше! На вырост будет. Ты познакомь, а я женюсь, как подрастёт.
• Да на хрена?
• Ну как же? Буду тебя «папа» называть.
• А это на хрена?!
• Ну как же! Представляешь – вечером жену спать уложил, и к тебе: «Старый-папа, пойдёмте по блядям!»
• Иди на хрен! Только сунься к моей дочери – пристрелю на хрен! – орёт Старый, белея от ярости.

Он резко поворачивается к Поэту, понимает, что его подкололи, раздражённо бросает «Отвали!» и снова заглядывает в ствол СВД.

Взвод ржёт так, что дрожат стёкла. Ситуация сейчас – не самая приятная, и чувство юмора спасает психику, как мало что.

***

«Зарю» обстреливают. В основном – кочующие ДРГ с 82-мм миномётами. Сначала пристреливаются – мины ложатся в радиусе четырёх кварталов вокруг «Зари», затем три квартала, два, один.

Пока пристреливаются к батальону, гибнет много гражданских и страдает много домов и автомобилей. На глазах у Поэта и других разведчиков на перекрёстке напротив казармы мина прилетает прямо под капот «Ниве», поворачивающей на светофоре.

«Нива» вспыхивает и горит, как факел. Человек, сидевший за рулём, за две минуты сгорает заживо.

***

Над Луганском ещё видны украинские самолёты. Первые разы, когда объявляют воздушную тревогу, батальон почти в полном составе прячется в бомбоубежище на территории областного онкодиспансера, расположенного слева от военкомата.

Остаются только наряды на воротах и первые «зенитчики» «Зари» – расчёт ДШК на крыше военкомата.

Затем к сиренам понемногу привыкают. Кто-то уходит в бомбоубежище, кто-то – остаётся. Поэту вспоминается строчка из песни Высоцкого: «И плевал я, здоровый трёхлетка, на воздушную эту тревогу».

Но лично у Поэта плевать на воздушную тревогу особо не получается.

Наверное, это прозвучит странно. Но сирена воздушной тревоги словно будит у Поэта генетическую память.

Иногда, когда сирена застаёт Поэта врасплох, он ловит себя на том, что в первые секунды всматривается в небо, ожидая увидеть там «Мессершмитты» и «Юнкерсы» с чёрными крестами на крыльях.

От этого ещё более дико видеть в небе над Луганском советские МИГи и СУ.

Это – те вещи, которые тяжело описать и невозможно забыть. Как свистит миномётная мина и как воет сирена воздушной тревоги.

***

Разведка переезжает из основной казармы батальона в двухэтажное здание на автодворе. От казармы по прямой – метров сто пятьдесят. Кого-то радует, что с первого этажа, где разместилась разведка, быстрее выбегать в бомбоубежище – подвал соседнего здания – чем с четвёртого этажа казармы.

Многим нравится, что из общей комнаты народ может скучковаться в кубриках по 4-6 человек. Хотя Поэту это как раз – не очень. Когда взвод живёт вместе, меньше шансов, что он разобьётся на группки.

Поэт живёт в комнате с Бабаем, Бекасом и новичком – из группы, которая приходит во взвод. Новичок – один из двоих бородатых во взводе, и его кто-то сразу же называет Борода.

Второму бородачу приходится довольствоваться позывным «Вой».

Бороде выдают ПКМ и хороший запас лент. Теперь во взводе два ПКМ, два РПГ-7, четыре СВД и автоматы. Почти у каждого – «Муха», маньяки таскают на себе по две.

Кто-то хозяйственный где-то нарыл два «Шмеля» в наплечной экипировке.

Для встречи противником без бронетехники или с лёгкой бронетехникой взвод представляет собой серьёзную боевую единицу.

***

Миномётчиков и минометы украинцы подготовили заранее. Людей обучили работать, снабдили минами и таблицами стрельбы. И миномётов по городу спрятано много.

Миномёты стоят в гаражных кооперативах. Их на тачках выкатывают, стреляют и закатывают обратно в гаражи.

Миномёты стоят в ямах в посадках и просто на придомовых участках. Ямы накрыты щитами, которые отодвигают перед стрельбой и возвращают на место после стрельбы.

Миномёты лежат на чердаках, стоят в сараях и просто во дворах за домами в частном секторе. Миномёты возят в служебном и личном транспорте – в «Скорой помощи», в грузовой «Газели», в салоне ГАЗ-21 и просто в кабине «водовозки».

Приехав на пустырь или в посадку, миномёт выставляют, наводят, делают несколько выстрелов, затем миномёт грузят обратно и едут дальше. Групп – много, и получается, что иногда «Зарю» обстреливают до десяти раз в день.

Батальон пока что контролирует очень небольшую территорию, поэтому в него летит со всех сторон. Некоторые группы стреляют с настолько близкого расстояния, что достают на стартовом заряде.

Это – один из самых опасных обстрелов: выстрела почти не слышно, и свист летящей мины получается совсем коротким.

Когда мины начинают ложиться на территорию батальона, у Поэта иногда не получается за весь день дойти до столовой.

Пару раз упав под забор прямо на плац, вжимаясь в бетон и голый асфальт, вслушиваясь в нарастающий вой и сжимаясь от близких разрывов, Поэт надолго теряет аппетит.

***

В соседнее с разведкой здание – где подвал-бомбоубежище въезжают спецы. Парадоксально, но переселение двух взводов немного оттягивает обстрелы от основной казармы.

Кто-то сливает миномётчикам информацию о том, что два самых рабочих взвода живут отдельно – и минометчики всё чаще целятся по автодвору.

***

Свист – и взрыв где-то в районе автовокзала.

• Товарищ Поэт, валим в подвал! – Бабай, как на пружинах, подскакивает на койке и, приземляясь, обувает берцы практически на лету.

Поэт стремительно собирает автомат, пристёгивает магазин, забрасывает автомат за спину, хватает с койки сигареты и зажигалку и выскакивает на улицу.

Спецы как раз вбегают в подвал.

Свист.

Поэт отскакивает за стену.

Взрыв.

Поэт в несколько прыжков огибает танк, стоящий возле забора, и влетает в подвал.

Взрывы с улицы в подвале слышны глухо, но отчётливо. Света нет – только кто-то подсвечивает помещение мобильными телефонами.

Спецы расположились на заранее снесённых в подвал лишних койках, матрацах и стульях. Разведчики, ещё не обустроившие своё место, рассаживаются кто где.

Поэт осматривает подвал. Люди, койки, стулья, бутылки с водой, мешок с хлебом и тушёнкой, стол возле стены – и тут его накрывает. Словно горячая волна поднимается изнутри и затапливает мозг.

***

Поэт моментально вспоминает бомбоубежище онкодиспансера. В нём – отдельный вход, укреплённый так, чтобы выдержать не одно попадание из гаубицы.

Вход в подвал дома – это просто дверь в стене. В один миг Поэт осознаёт, что если дом после попадания завалится – все, кто находятся в подвале, будут похоронены заживо.

Стены и темнота вокруг Поэта вдруг словно сжимаются и сдавливают так, что он перестаёт видеть даже темноту. Подвал давит на грудь и не даёт даже сделать вдох.

На Поэта наваливается чёрный ужас, сквозь который с трудом доходят взрывы на улице.

Поэт, сидящий возле стены, поднимается, опираясь на стену, наощупь хватает автомат, наощупь находит дверной проём и, спотыкаясь и падая, летит вверх по лестнице.

• Куда, блядь, понесло?! – кажется, это Кэп.
• Поэт!! – это, вроде бы Бабай.

Поэт выскакивает на улицу. Наконец-то может вдохнуть. Тиски, сдавившие его со всех сторон, начинают по чуть-чуть ослабляться. Поэт несколько секунд держит воздух в лёгких, затем длинно, с тихим воем, выдыхает.

Над автодвором тянется тонкий дым от недалёкого пожара. Небо успело затянуть серыми облаками. Поэт приваливается к стене и трясущимися руками зажигает прыгающую в зубах сигарету.

Свист. Взрыв. Где-то совсем рядом.

На Оборонной (за забором) визжит двигатель стремительно уходящего автомобиля. Кажется, «Жигули». Где-то возле автовокзала истошно кричит женщина.

Поэту кажется, что от совсем близкого разрыва дом немного покачнулся. Поэт поднимает голову, вдруг видит нависающую над собой стену – и пулей вылетает на клумбу посередине двора.

Поэт выбирает такое расстояние от зданий, чтобы они, даже завалившись в его сторону, не накрыли его. Заметив небольшую ямку, Поэт ложится в неё.

Теперь, по сути, Поэту нужно опасаться только прямого попадания. Но в этом случае он всё равно ничего не почувствует.

Неожиданно вспоминается «На Западном фронте без перемен» Ремарка – как солдаты также замечали малозаметные ямки и прятались в них.

Осколки редко разлетаются параллельно земле, и даже небольшое углубление или тротуарный бордюр могут защитить от большинства из них.

***

Больше Поэт при воздушной тревоге или при обстреле ни разу не спускается ни в подвал, ни в бомбоубежище.

Максимум – сидит возле входа в бомбоубежище. И если снаряд или мина приходит совсем рядом – Поэт, сжавшись, ложится на первую от входа ступеньку.

И после взрыва сразу выскакивает наружу.

К подвалу Поэт не подходит даже по личному приказу Комбата.

Значительно позже, в боях в Дебальцево, Поэт видит, как от попадания чего-то тяжёлого складываются несколько этажей панельного дома. Местные рассказывают, что именно в том подвале прятались люди.

Успели их спасти или нет – Поэт так и не узнает. Но после лета 2014-го в здания выше двух этажей Поэт старается без крайней нужды не входить.

И если есть возможность – обходит по дуге с большим радиусом.

***

По имеющейся информации, за каждый выстрел миномётчики получают от 50 до 150 долларов. Стреляют многие.

Бывшие правоохранители, обиженные на нынешнюю ситуацию и тех, кто в ней, по их мнению, виноват.

Бывшие военные, которые «за Украину» или которым нужны деньги.

Просто люди, которые «за Украину» и просто люди, которым нужны деньги. Молодая семья с маленьким сыном стреляет из миномёта прямо из ямы на своём огороде.

Дедушка с бабушкой держат миномёт на чердаке сарая, каждый день его вытаскивают и стреляют по «Заре».

Мужчина, одетый в рясу священника.

Водовозы в фирменной одежде водопоставляющей компании.

Много их. То, что для них от 50 до 150 долларов за выстрел – в то время в Луганске огромные деньги за 10 минут работы – для зарёвцев постоянный истошный вой мин и постоянные взрывы.

Они косят военнослужащих батальона и гражданских людей, просто оказавшихся не в то время не в том месте.

***

На второй этаж здания, в котором живёт разведка, заселяются зарёвские сапёры. К тому времени Поэт иногда думает, что разведка и спецы – самые лихие подразделения. Но знакомство с сапёрами вносит в его мнение коррективы.

Посмотрев на весёлых людей, совершенно фаталистично оперирующих с взрывчаткой, Поэт понимает, что в плане отбитости сапёры, как минимум, не уступают разведке и спецам.

На второй этаж, в свои кубрики, сапёры затягивают своё имущество. Среди прочего – полторы тонны взрывчатки.

С той поры Поэт во время обстрелов даже не выходит из здания. Лежит в кубрике, пьёт чай из термоса, шарится в телефоне и механически отмечает «выходы» и «приходы».

Или сидит в коридоре, курит и в половину громкости слушает в наушниках «Шокинг Блю».

Ему на удивление спокойно от мысли, что в случае точного попадания его разнесёт на молекулы раньше, чем он успеет что-то почувствовать.

За окном ложатся мины, и время от времени воет сирена воздушной тревоги.

Лови мгновение! Сигареты, термос с чаем и «Шизгарет, ё бейби шизгарет…»

***

• Поэт, что будешь после войны делать?
• Не знаю. До «после войны» ещё дожить нужно.

Этот вопрос Поэту иногда задают местные. Те, у кого в Луганске или окрестностях есть дом, хозяйство, работа, какие-то социальные связи. Мало кто интересуется, что у Поэта осталось на «той» стороне (из имущества – участок с небольшим домом).

Но, в общем, ясно, что с этим добром нужно попрощаться. Как минимум на некоторое время.

Сейчас этот вопрос Поэту задаёт Ворон. Они вдвоём сидят на стульях возле входа в казарму.

Разведка и сапёры, живущие в отдельном здании, сами организовывают охрану территории. Поэт сейчас дежурный, и Ворон, проходивший мимо, неожиданно подсаживается к нему.

***

Ворон – невысокий крепкий парень с пронизывающим взглядом. По его поведению видно, что успел где-то повоевать. Но Ворон в подробности не вдаётся, а расспрашивать во взводе не принято.

Ворон приходит во взвод одновременно с Беркутом – как раз перед боем под Металлистом. После смерти Дизеля Ворон становится командиром взвода.

На Металлисте Ворону кто-то пытался дать позывной «Фартовый». Было за что.

Найденную в подбитой БМП натовскую каску Ворон торжественно надевает, но красоваться в трофее приходится недолго.

Во время очередной атаки Ворон высовывается из-за дерева, и каску по касательной зацепляет пуля. Каска на креплениях проворачивается на полный оборот, и это видят многие.

Ворон, ошалело тряся головой, стаскивает каску и отбрасывает её под корень дерева.

• Во, фартовый, – выдыхает кто-то.

Но Ворон так и остаётся Вороном. Уже привыкли.

***

• Не знаю, – повторяет Поэт. – Я так далеко не загадываю.

Обычно на подобные слова реагируют «Типун тебе на язык!» или «Не парься, всё будет хорошо», но Ворон реагирует неожиданно.

• Правильно, – говорит Ворон.

Поэт внимательно смотрит на Ворона. Подкалывает или нет? Вроде бы не подкалывает, говорит серьёзно.

• Почему? – Поэту интересно, как Ворон видит эту ситуацию.
• Потому что всех нас будут убивать. Страшно. – Совершенно серьёзно говорит Ворон. – Но один раз. А вот второго раза не будет.

Ворон неожиданно улыбается и смотрит куда-то за забор.

Поэт чувствует, что это – не бравада. Ворон говорит как человек, сознательно или пока не осознанно уже увидевший впереди свою смерть. Поэт уже видел такое, и будет видеть ещё не раз.

Эти люди реагируют на недалёкую смерть по-разному, но объединяет их одно. При общении с ними кажется, что они выпали из времени и живут в настоящем моменте.

Ворон молча встаёт и заходит в казарму.

***

Поэт остаётся сидеть возле входа. И вспоминает разговор с Мангустом, который произошёл за пару недель до этого.

Мангуст и Поэт неожиданно пересеклись на курилке после обеда. Разговор зашёл на общие темы, но затем Мангуст неожиданно задаёт уже напрягающий Поэта вопрос.

• Поэт, что делать после войны будешь?

Поэт не выспался, и настроение у него мрачное.

• Убьют меня. Рано или поздно.
• Всех убьют, – улыбаясь, отвечает Мангуст.

Мангуст, постоянно улыбающийся, постоянно перебинтованный и в наложенных швах, производит сильное впечатление одним своим видом. А когда говорит на подобные темы – особенно.

• Не боишься? – спрашивает Мангуст.
• Есть такое, – честно отвечает Поэт. – Куда же без этого.
• Я не боюсь, – по-прежнему улыбаясь, говорит Мангуст.

Поэт смотрит на него и видит, что Мангуст говорит правду.

• Везёт тебе, – говорит Поэт.
• Мне сон однажды был, – неожиданно говорит Мангуст. – Захожу в храм, а там свечи – много-много. Это свечи всех людей. И я вижу свою свечу. Так вот, пока она не догорела – со мной ничего не будет. А как догорит – меня уже ничего не спасёт.

Мангуст вспоминается Поэту после разговора с Вороном потому, что и Мангуст, и Ворон кажутся людьми, которые живут только сейчас – и вроде бы ещё где-то не здесь.

• Поэт, всё, я меняю. Время!

Гном отвлекает Поэта от мыслей.

• Ты? Не Змей?
• Не, мы поменялись с ним.

***

• Поэт, ты чего лежишь?

Поэт уже почти задремал, и тут его выдёргивает из дрёмы Филин.

Довольно скоро после аварии Филин возвращается из госпиталя. Похудевший, осунувшийся, с землистым оттенком лица, с плотной повязкой на голове.

Общаясь с Филином, Поэт никак не может понять, что Филина расстраивает больше. То, что он ударился головой во время аварии, или то, что уазик разбит безнадёжно.

• А хрен ли мне делать? – с раздражением спрашивает Поэт, чувствуя, как улетучиваются последние остатки сна.
• Как хрен ли? Пошли уазик делать?
• Филин… – Поэт уже раскрывает рот, чтобы автоматически задать вопрос: «Ты что, головой ударился?», и вовремя соображает, что говорить такое Филину не нужно.
• Филин, какой на хрен уазик? Он разбит. В хлам. Всё, нет уазика?
• Как это нету? – искренне возмущается Филин.

Поэт рывком садится на койке и смотрит на Филина. Да вроде бы адекватный.

• Да вот так, нету, – Поэт старается говорить ровно. – Металлолом остался.
• А, ты об этом! – хитро улыбается Филин. – Так я же за другой?
• За какой другой?! – теряется Поэт.
• За новый, – торжественно отвечает Филин. – Пока ты тут на койке валяешься, Филин нашёл новый уазик. Идём, посмотришь!

Ради такого случая можно и не поспать. Поэт натягивает берцы, берёт автомат и выходит за Филином.

***

На автодворе Филин уже умудряется оборудовать себе закуток, в котором будет производиться ремонт. Он уже и раззнакомился со всеми.

Здороваясь по пути с механиками, Филин заходит за беседку и торжественно показывает Поэту свои заготовки.

Уазик стоит не один, а целых два, оба – в неплохом состоянии. Один – хаки, второй – жёлтый.

• Какой будем делать? – спрашивает Филин.

Поэту почему-то кажется, что Филин давно уже всё решил и сейчас спрашивает из вежливости.

• А какой лучше?
• Приблизительно одинаковые. Что не так на одном – можно со второго переставить.
• Тогда давай зелёный. Мы же не Бендер с Паниковским, чтобы на «Антилопе-Гну» ездить.
• Вот и я так думаю. Смотри! – Филин показывает в беседку.

Поэт видит стойку от пулемёта и «бронелисты», которые навариваются вместо переднего стекла и на решётку радиатора.

От осколков и пули из ПМ они спасут. От более тяжёлого – вряд ли. Но на сердце всё равно легче.

• Пулемёт нам сегодня дадут новый, я у комбата был, – продолжает Филин.
• Это хорошо, – механически кивает Поэт.
• Но! – Филин значительно поднимает палец. – Филин со старого пулемёта нашёл короба и ленты. И никому об этом не стал говорить. Теперь у нас будет запас лент не на двести, а на четыреста патронов. Такого нет ни у кого!
• Здорово! – соглашается Поэт.
• И заметь, – продолжает Филин, – всё это Филин сделал пока Поэт…

Поэт понимает, что сейчас прозвучит «…лежал на койке» и с перекошенным лицом поворачивается к Филину. Но Филин «сечёт ситуацию» и выруливает на ходу.

• …Думал, что Филин ничего не делает, – тактично заканчивает мысль Филин.
• Ничего я не думал, – отвечает Поэт.

Поэт начинает понимать, что с водителем ему повезло. Ближайшее подтверждение он получит сегодня же вечером.

После ужина Поэт и Филин, позвав на помощь Гнома и кого-то ещё, затягивают в кубрик новый (для них) пулемёт и патронные короба.

Получение пулемёта проходит с небольшим эксцессом – к пулемёту нет оптического прицела, на который Поэт уже раскатал губу.

• А как же оптика? – возмущается Поэт. – Как без оптики?
• Будешь без оптики, – флегматично отвечает Андрей.
• Как же без оптики?
• Она тебе не нужна.
• Как не нужна?
• Ты и так хорошо стреляешь.

Против этого аргумента Поэту возражать не хочется.

• Но ведь надо же. Можно было бы использовать, как антиснайперскую винтовку.
• Нет оптики. Не было её просто. Некомплект. Скажите спасибо, что хоть коробов на двести патронов получили.

Поэт раскрывает рот, видит яростный взгляд Филина – и закрывает.

• Ты и так хорошо стреляешь, – повторяет Андрей.
• Да, да, Поэт – лучший стрелок! – фальшиво твердит Филин и аккуратно, но настойчиво выталкивает Поэта из оружейки. – Он и так справится! Поэт, ты что, мы в тебя верим!

Они оказываются на улице. Поэт и Гном несут пулемёт на плечах, Филин с помощником тянут патронные короба.

• Зато у нас коробов на четыреста патронов, – говорит Поэт, когда они подальше отходят от оружейки.

Филин хитро смотрит на Поэта.

Поздно вечером, когда Поэт снова собирается поспать, снова распахивается дверь кубрика и вваливается Филин. За ним – Гном.

Они тянут патронные короба.

• На хрен вы их сюда затащили?

Пулемёт, короба и патроны сейчас лежат в коридоре.

• А ты выгляни, посмотри, – отвечает Филин.

Поэт выходит в коридор и видит, что всё короба – на месте. Филин с Гномом приносят дополнительные. Ещё на двести патронов.

Не новые, местами прихваченные ржавчиной, но вполне пригодные.

Шестьсот выстрелов на борту – это уже что-то!

• Где вы их взяли?
• Где взяли, там больше нет! – важно отвечает Гном. – Поэт, с тебя сигарета!
• Две! – подхватывает Филин.
• Три! – засовывается в кубрик Бекас.
• А тебе-то за что? – не понимает Поэт.
• За то, что я – такой хороший, – спокойно отвечает Бекас.

***

К одному из зарёвцев издалека приезжает сослуживец. Проведать. Он подходит к заре и звонит сообщить, что приехал. Ждёт возле ворот автодвора – и в этот момент прямо перед воротами в асфальт попадает мина.

Гостю сносит полчерепа. Тело уносят, но кусок черепа ещё какое-то время лежит напротив ворот в луже крови и мозга. Обстрел возобновляется. Наряд, стоящий на воротах, и зарёвцы, выскочившие на помощь, прячутся за стенами и деревьями.

Кто-то нервничает, кто-то – уже нет. Поэт, привалившись спиной к дереву, курит, Гном возле соседнего дерева листает страницы в телефоне.

• Они не стреляют, – неожиданно говорит Гном.
• Что?! – не понимает Поэт.
• Они не стреляют, говорю, – глухо повторяет Гном. – Новости их читаю. Не стреляют они. Это мы сами себя обстреливаем.

Поэт закрывает глаза и видит асфальт с выбоиной от взрыва мины и лужу уже начавшей сворачиваться крови.

• Не стреляют…

***

Отдельная охота идёт на корректировщиков. Позже рассказывают, что в Донецке украинцы разрабатывают специальную тактику, позволяющую получать качественные данные для корректировки от непрофессионалов.

«Патриотам Украины» ставят на балконах и лоджиях буссоли. Им один раз показывают, что буссоль, стоящая на этом месте, на вон тот ориентир должна показать вот такой угол. И всё – установка и ориентировка буссоли на балконе/лоджии занимают минуту-полторы.

После корректировки или в случае опасности буссоль быстро сворачивается и прячется.

При обстреле корректировщик просто наводит буссоль на разрыв. Затем звонит украинским артиллеристам и сообщает угол.

Артиллеристы знают точные координаты каждой буссоли. Получив два-три угла, на пересечении линий на карте или на приборе управления огнём они практически точно видят место разрыва и вводят корректировки.

Эта тактика полностью устраняет необходимость в подготовленных корректировщиках. Умеющих хорошо пользоваться буссолью, дальномером и биноклем.

Вот тебе, патриот Украины, буссоль, поставишь её над вот этим пятном краски. Угол на вон ту трубу должен быть такой. Выставить его – вот так.

Во время обстрела наводишь буссоль на разрыв, смотришь угол и сообщаешь его.

Вот и всё.

В Луганске о подобной тактике Поэт не слышал. Но корректировщики есть, их ловят по мере возможности. Один запомнившийся случай происходит чуть позже.

***

• Поэт, погнали!! – неожиданно орёт выскочивший из кустов Печора.

Рядом с ним – Змей, Упырь и Гном.

Поэт, сидящий в курилке во время обстрела, подскакивает.

• Что?
• Корректировщик, блядь! – с перекошенным лицом говорит, практически шипит Змей. – Позвонили только что!
• Где? – Поэт задаёт вопрос уже на бегу, когда они несутся к микроавтобусу.
• На крыше, возле гостиницы «Луганск». Люди позвонили. Смотрит на обстрел, звонит куда-то, что-то говорит, снимает на телефон.

Разведчики заскакивают в салон. Поэт, который только учится водить микроавтобус, прыгает за руль. Всё равно Филина нет, а из тех, кто есть, с «Газелью» он управится лучше всех.

Наверное, караул на воротах услышал слово «Корректировщик». Пока Поэт выруливает, ворота уже открыты.

• Давайте, парни, – говорит Тимур, чуть вздрогнув от недалёкого взрыва мины.

«Газель» вылетает за ворота.

***

Мины иногда свистят так часто, что по пустой Оборонной приходится топить на полной скорости, петляя от бордюра к рельсам и обратно. Поэт внимательно смотрит на дорогу, но боковым зрением всё равно видит посечённые осколками дома с выбитыми стёклами и вываленными от попаданий углами.

• Поэт, глянь налево, – жёстко говорит сидящий рядом с Поэтом Печора.

Если в такой момент Печора отвлекает Поэта – наверное, там действительно что-то стоящее.

Поэт немного сбрасывает скорость, выравнивает руль и смотрит налево.

Увиденная на углу Оборонной и Херсонской картина настолько дикая, что Поэт даже не сразу понимает, что он увидел. Но мозг Поэта моментально фотографирует увиденное, и затем начинает проявлять картинку.

По улице, под обстрелом, идёт сравнительно молодая семья. Папа, мама – лет до тридцати пяти – и двое дочерей. Одной – лет пять, её несёт мама. Папа катит сидячую коляску, в которой спит вторая девочка, лет двух.

Родители – в гражданском, одеты неплохо. Поэт вдруг соображает, что знал подобные семьи до войны.

***

Папа – довольно успешный предприниматель. Ведёт здоровый образ жизни, накачанный, но без вульгарных золотых цепей и пиджаков ядовитых расцветок.

Хорошая машина, хорошие часы, на боку – часто почти напоказ – красуется «травмат», разрешение на который за неплохие деньги куплено через крышующего офицера.

Впечатляющий, но подчёркнуто неагрессивный. Не совсем уж сладкоголосое создание с мягкими лапками. Но из тех, кого маленькая дочь одной знакомой Поэта называла «дружелюбивый».

Крышующие силовики с лёгким презрением называют таких «пидприемець», Поэт называет «позитивный хомяк». Жёнам эти хомяки-пидприемци обычно уступают и нормально содержат даже в случае развода (и, нередко – её следующего замужества за бывшим другом папы).

О таких «настоящих мужчинах» мечтают долгими ночами в общежитиях решительные студентки из провинции.

***

Мама в такой семье – обычно красивая и холёная даже после пары родов. Изящная, осознанная, с ослепительной улыбкой и ледяными глазами.

Нередко работает в крупной корпорации финансистом, менеджером ВЭД со знанием иностранных языков или таможенным брокером.

У них даже дети какие-то холёные внешне и раскрепощённые в поведении. Таких сразу замечаешь в классе или на детской площадке.

Успешная украинская довоенная семья. Такие ещё долго после начала войны упорно делают вид, что ничего особо и не происходит.

У них на лицах написано мудрое понимание ситуации: ну, постреляют психи с одной стороны в психов с другой стороны, и затем всё вдруг наладится само собой.

Снова будет единая страна, снова папа будет продавать за рубеж какие-нибудь ресурсы, а мама заниматься внешнеэкономической деятельностью. Снова в их вылизанную квартиру подадут воду и свет. И снова всё станет хорошо.

Само по себе.

***

Весь этот поток информации и ассоциаций разворачивается у Поэта в голове моментально, в ту секунду, когда он смотрит на эту сюрреалистичную картину.

Свистят мины, взрываются временами совсем недалеко, «Газель» мчится зигзагами на полной скорости – а эта семья идёт, не прячась. Папа – здоровенный, выше Поэта минимум на голову. Рука – толщиной как у Поэта нога.

Изящная, холёная даже под обстрелом мама.

И флегматичные светловолосые дочери. Одна обнимает маму, вторая спит в коляске, которую катит папа.

• Вот так… – глухо говорит Печора.

Печора – циник. Но, похоже, пробирает даже его.

• Пиздец, блядь… – у Поэта других слов нет.
• Пиздец… – повторяет кто-то сзади. – Город кроют, людей крошат, а это чмо колясочку катит…
• Здоровый лось!

Похоже, Печоре приходит в голову та же мысль. Он хитро улыбается.

• Поэт, подстригись, – неожиданно говорит он. – Ты уже седой. Хрыч!

Переварить информацию и ответить Печоре Поэт не успевает. Они уже доехали до гостиницы «Луганск».

• Давай, за супермаркетом направо!

***

«Газель» заворачивает и подъезжает к углу дома.

• Упырь, со мной в этот подъезд, Гном, Змей – в следующий! Погнали на крышу! Поэт, остаёшься с машиной, мотор не глуши, и тормози всех, кто выходит, пока мы не спустимся.
• Да.
• Погнали!

Разбившись на двойки, разведчики забегают в подъезды. Поэт достаёт из салона автомат, загоняет в ствол патрон, защёлкивает предохранитель и закуривает.

Ждать приходится минут десять. Дверь подъезда с грохотом распахивается и в неё, чуть ли не сквозь неё, на улицу грузно вываливается мужик лет пятидесяти. С перепугу не сообразив, что делать, он мчится прямо на Поэта. До него – метров тридцать.

Поэт делает шаг навстречу, но даже не успевает крикнуть «Стой!» или поднять автомат.

Из подъезда, как надувной мячик, выскакивает Печора, и несётся вслед за мужиком.

• Стоять! – орёт Печора.

Мужик добавляет скорости.

• СТОЯТЬ!! – орёт Печора и даёт длинную очередь в воздух.

Мужик останавливается и затравленно смотрит по сторонам. К нему подходят Поэт, Печора, Упырь, выбежавший секунд через двадцать после Печоры. Из второго подъезда выскакивают Змей и Гном.

• Телефон, – говорит Печора, протягивая к мужику руку.

Тот молчит и смотрит исподлобья.

• Телефон!!

Мужик молча протягивает телефон.

• Документы!
• Нет документов, – впервые подаёт голос мужик.

Печора снимает блокировку экрана. Поэт подходит чуть ближе, чтобы видеть, что в телефоне.

Несколько длинных звонков на неподписанные номера. В галерее – фотографии района автовокзала, похоже, сделанные с этой крыши. И видео. На которых засняты обстрелы и разрывы.

• Я – не корректировщик, – угрюмо говорит мужик.

У Змея, который также видит это всё, вытягивается лицо. Печора это замечает.

• Змей, Гном, на девятом этаже – баба, за зелёной дверью. Он там прятался. Будьте у неё, чтобы не спетляла. Мы пришлём за вами машину из «Зари». А мы везём его на «Зарю».

Поэт лезет за руль.

• Давай, в «Газель», – это уже мужику.
• Куда?
• В «Зарю». Пусть с тобой особисты разбираются. Кто ты и что ты.
• Я не…
• Давай в «Газель»!

***

На войне иногда очень тонкая грань между трагедией и трагикомедией. Случай с этим «корректировщиком» – один из подобных. Мужик, снятый с крыши с видеозаписями обстрелов и звонками неясно куда, действительно оказывается не корректировщиком.

С ним возятся то ли два, то ли три дня. Находят его жену, просят приехать, подтвердить, что он – действительно её муж. И привезти его паспорт. Беседуют с «бабой за зелёной дверью», у которой этот Эйзенштейн прятался. Картина выясняется дикая.

Мужик – не корректировщик, он – просто дебил. По какой-то причине он любил любоваться обстрелами «Зари». И звонить знакомым и рассказывать им, какой обзор и сколько попаданий. Знакомые – в Луганске, это проверяется быстро.

Провозившись с мужиком два-три дня, его выставляют из «Зари». На проходной его ждёт жена (ей позвонили, чтобы забрала законного супруга).

И только сейчас у него начинаются настоящие проблемы.

***

«Баба за зелёной дверью» оказывается любовницей любителя обстрелов.

Выясняется, что сценарий их свиданий был одинаковым. Сначала мужик приходил к любовнице, исполнял несупружеский долг, затем в благом расположении духа поднимался на крышу.

На крыше он любовался обстрелами, документировал и звонил. Жене вроде бы рассказывал, что во время отлучек ищет какой-нибудь заработок.

В процессе разбирательства всё всплывает наружу.

Жена накопила в душе немалую обиду, поэтому с долгим воем начинает лупцевать мужа прямо на проходной.

Сначала – сумкой и руками, затем хватает табуретку охраны и со всего размаху лупит его по горбу.

• Женщина, женщина, дома, пожалуйста, у нас и так мебели мало!

Растерянные дежурные с трудом выдирают у воющей от ярости женщины табуретку и совместными усилиями выдавливают воссоединившуюся пару на улицу.

***

• Поэт, смотри, доберман! – Печора на секунду снимает руку с руля и показывает на тротуар.
• Вижу.
• Тебе доберманы нравятся?
• Да, вообще-то. Но больше ризены или овчарки.
• Давай возьмём добермана? – это уже Гном.
• Бери, если сам кормить будешь и ухаживать.
• Что, я один?
• Один. Твоя идея.
• Моя. Но собаку жалко.
• Да всех их жалко. Только куда их девать-то?

Луганск, июль 2014-го года. В городе нет электричества. Луганск был запитан через Краснодонскую линию. Украинцы занимают это место, взрывают высоковольтные линии и вкапывают под ними танки.

Город решено задушить блокадой. «Освободители» и «защитники мирного населения» радостно рассказывают в украинских новостях и ток-шоу, что ещё чуть-чуть – и Луганск падёт.

Жара – до 40 градусов. В городе нет мобильной связи, нет воды – остановились насосные станции. Не работают многие магазины. У людей почти нет работы – предприятия и организации остановились.

Город регулярно кроет артиллерия. Жители массово бегут из города.

Одна из примет времени – брошенные породистые собаки, которые одно время заполонили улицы Луганска.

Собаки всевозможных пород, пока ещё ухоженные и не сильно грязные, в ужасе бегают по улицам и жалобно заглядывают в глаза ополченцам и редким гражданским прохожим.

Поэт пару раз подкармливает собак, смотрит им в глаза и понимает, что собаки просят не столько поесть, сколько чтобы их куда-нибудь забрали. Хоть кто-нибудь.

Затем породистые собаки смешиваются со стаями бродячих собак, и через некоторое время исчезают с улиц.

***

• Приехали!

Автомобиль останавливается возле здания налоговой администрации.

В автомобиле – пятеро. За рулём – Печора. Рядом – Поэт. Сзади – Гном, Змей и Старый.

• В общем, – говорит Печора, – вы и сами всё знаете. Наблюдаете, откуда обстрел, как засекли – звоните. Если туда можно добраться – высылаем группу.
• Пошли, чего сусолить! – Змей открывает дверцу и первым ступает на мягкий от жары асфальт.
• Давайте, удачи! – высадив всех, Печора разворачивает автомобиль и едет в «Зарю».

Четверо подходят к двери налоговой. Змей, затем Старый стучат в дверь. Сначала кулаками, затем – прикладами.

• Придётся ломать, – неуверенно говорит Гном.

Но ломать не приходится.

Из коридора, видного сквозь дверное стекло, появляется пожилой мужчина. Медленно подходит к двери и медленно открывает её.

Смотрит по очереди на каждого. Внимательно, но без страха.

• Ребята, в здании ничего ценного нет. Ни компьютеров, ни оргтехники.
• Отец, нам ничего и не нужно. Нам на чердак нужно попасть.

Вахтёр внимательно смотрит на Поэта.

• Здание у вас высокое. Будем смотреть, откуда обстрел идёт.
• Тогда подождите, я ключи найду. Только лифт не работает.

Вахтёр отходит за стойку, выдвигает ящик и начинает рыться в нём, звеня ключами.

В это время к налоговой неожиданно подъезжает ещё один автомобиль. Поэт поворачивается к приехавшим, Змей аккуратно снимает предохранитель, Старый делает пару шагов вглубь здания и занимает подходящую позицию.

Предосторожности излишни – из автомобиля вылезает мужчина лет тридцати пяти. В наглаженной белой, в пятнах пота рубашке и чёрных наглаженных брюках со стрелками.

За ним появляются женщина приблизительно его возраста – в белом с красными узорами платье, и женщина постарше в голубом сарафане.

«Предприниматель, жена и тёща», – мелькает мысль в голове у Поэта.

Поэт оказывается прав.

***

Мужчина с двумя спутницами заходит в фойе налоговой. Женщины с опаской косятся на ополченцев. Мужчина тоже напряжён, но видно, что его гложет более важный вопрос.

Вахтёр в это время выходит из-за стойки со связкой ключей в руке. Подходит к Поэту, протягивает ему ключи и поворачивается к новоприбывшим.

• Слушаю. Что вам?
• Здравствуйте! – серьёзно говорит «предприниматель». – Мне нужно уплатить единый налог за июль и август.

Поэт едва не роняет ключи. Он поворачивается к предпринимателю и внимательно рассматривает его в поисках подвоха. Но предприниматель явно не шутит и не врёт.

У него действительно не оплачен единый налог, и его это сильно напрягает.

Вдруг налоговая оштрафует?

• Не получится, – медленно отвечает вахтёр. – В здании никого, кроме нас, нет.
• Но как же? – предприниматель зависает, как компьютер, получивший одновременно две противоречивые команды.
• Никого нет. И система не работает.
• Но у меня же два отсека на Центральном рынке… Как же работать?

Поэту становится весело. Он одно время работал финансистом, и ещё помнит какие-то термины.

• Работайте, как работаете. Когда восстановится система, доначисляйте себе налоги и указывайте в ближайшей декларации. Приложите объяснительные, думаю, обойдётся без штрафных санкций за несвоевременную уплату.
• Да… – продолжает «троить» предприниматель.
• Да, конечно.
• Тогда… – вдруг лицо предпринимателя озаряется светом понимания. – Тогда выдайте мне, пожалуйста, справку, что я был здесь сегодня, когда срок ещё не прошёл. И хотел уплатить единый налог, но не смог по независящим от меня причинам.
• Я не могу выдать вам справку, – снова медленно отвечает вахтёр. – У меня нет печати. И в здании её нет.
• Тогда что же делать?
• Можете сфотографироваться с нами, это будет доказательством, – улыбается Змей.

Предпринимателя это устраивает. Он достаёт телефон, просит «кого-нибудь из ополчения» встать рядом с ним возле двери. Чтобы было видно, где именно он находится.

Жена делает несколько снимков и пытается утащить мужа в автомобиль, но он ещё упирается.

• А мне этого точно хватит?
• Хватит, хватит, – успокаивает Поэт, который никак не поймёт, смеяться или плакать. – Распечатаете снимки в хорошем разрешении и вместе с объяснительной приложите к декларации.
• Да… – предприниматель ещё сомневается.

Но его жена и тёща поняли, что могут законно сэкономить деньги, которые уже считали уплаченными в госбюджет. По загоревшимся глазам Поэт видит, что они уже прикидывают, на что потратят этот неожиданный подарок судьбы.

Женщины вдвоём умудряются как-то обступить предпринимателя и оттесняют к автомобилю.

Вахтёр, вместе со всеми любовавшийся сюрреалистичным представлением, снова поворачивается к зарёвцам.

• Идти придётся пешком. Пожалуйста, не нужно ломать по пути двери – в кабинетах всё равно ничего ценного нет.
• Да не будем, отец, – отзывается Змей. – Не за тем пришли. Мы пошли, а вы встречайте новых порядочных плательщиков.

Вахтёр медленно кивает. За всё время разговора на его лице впервые мелькает тень улыбки.

***

Зайдя на технический этаж, четвёрка разделяется. Змей и Гном дежурят на одной стороне, Поэт и Старый – на другой. Устраиваются поудобнее возле вентиляционных щелей в стенах, достают бинокли, рации, раскладывают сигареты и термосы.

Планируется дежурство до вечера.

Пока что город кроют чаще из миномётов. Гаубицы начали подключаться недавно. Дальше обстрелы пойдут по нарастающей.

***

Жителям Луганска и ополченцам много раз придётся убедиться в том, что у украинцев хорошие артиллеристы. Они знают, куда нужно стрелять, и нередко попадают точно.

Когда в городе отключён свет и нет мобильной связи, есть только одно место на Восточных кварталах, где иногда ловит сеть. Люди со всего города съезжаются и сходятся туда, чтобы дозвониться родне на «ту сторону».

Это место украинцы регулярно обстреливают. В то время, когда там собирается наибольшее число людей.

Центральный рынок, в девять часов утра в выходной день – то есть тогда, когда там больше всего людей – точно накрывают «Градами». РС (реактивных снарядов) не жалеют, и обгоревшие модули чернеют в торговых рядах до зимы.

Бывают случаи почти мистические. Когда здание по соседству с музеем МВД попадает под обстрел, от бордюра на крыше снаряд отбивает кусок.

В 2017-м Поэт случайно заходит в музей. Проходя по экспозиции, он видит фотографию соседнего с музеем здания времён Великой Отечественной войны. Снимок сделан в тот момент, когда Ворошиловград только освободили от немцев.

На бордюре на крыше соседнего с музеем здания видно обгоревшее пятно – почти в том самом месте, где спустя 70 лет снаряд вывалит кусок бордюра.

***

• Старый, – обращается Поэт к Старому.
• Ты опять про дочку? – заводится с пол-оборота Старый.
• Нет, я не об этом. Слушай, такое дело…

Договорить Поэт не успевает.

В высотное здание километрах в двух от наблюдательного пункта попадает что-то тяжёлое. От стены летят стёкла, кирпичи, поднимается облако пыли. Над городом раскатывается низкий грохот разрыва.

• Змей, слышал? – звучит в рации голос Гнома.

Змей секунду или две молчит. Соображает над ответом на не самый умный вопрос.

• Весь город слышал.
• Что это было?
• Прилёт артиллерийского снаряда, – Змей уже начинает подкалывать Гнома.
• Это ясно. Из чего стреляли? Я не понял.
• Я тоже не понял. Поэт, есть мысли?
• Нет. Вроде бы гаубица. Но слишком сильно.
• Да, гаубица поскромнее.

Позже подобное случалось ещё не раз. Ни выстрела, ни свиста – а прилёт совсем рядом. И разрыв, как от чего-то тяжёлого. Но непохожий ни на что, с чем приходилось иметь дело раньше.

***

• Старый, что думаешь? Что это? – Поэт поворачивается к Старому.
• Я охуевлён, – коротко отвечает Старый (ударение на «ё»).

Этим словом своего изобретения Старый выражает свою крайнюю степень удивления. И одновременно немного сбивает напряг.

Змей, Гном и Поэт ржут. Все – выходцы не из самых академических слоёв общества. Но такого ещё никто не слышал.

В этот раз новое слово – единственный улов наблюдающей группы.

Кроме прилёта в высотку, было ещё два выхода из миномёта из посадки. Но увидеть при ярком свете, откуда именно вёлся огонь, не получилось. А сил прочёсывать всю посадку у «Зари» нет.

***

Миномёты, ставшие кошмаром для Луганска летом 2014-го, как позже окажется, были цветочками. Обстрелы тяжёлой артиллерией, «Градами», «Ураганами» и «Смерчами», баллистическими ракетами «Точка-У» – это всё ожидало впереди.

P. S. Обстрелы